Печать Мары: Пламя. Книга I - Дарья и Алексей Домбровские

пискнула мышь. Силин повернул голову на мокрой от пота подушке. За окном светало. Солнца не было видно, но его отблески мерцали на хрусталиках слюды. Силин вздохнул. Что-то изменилось. Неуловимо, чуть заметно. Боль в боку, которая неотступно его преследовала все это время, казалась отступила. Она была еще там, он чувствовал ее. Но прежней, сильной, как удар ножом, рези не было. Как будто кто-то или что-то сточило ей острые, хищные зубы. Силин отбросил мокрое одеяло. Приятная прохлада остужала разгоряченное тело. Он лежал и не видел, как на правой руке затягивается кожей тонкая полоска, проходящая прямо по венам.

На окраине, за городскими стенами, утро уже вступило в свои права. Кузнец в маленькой еврейской кузне закончил работу. Он отложил наточенное до холодного блеска лезвие сабли. Поднял ее в руке, любуясь красивым хищным изгибом. Хотел проверить заточку, но тут же спохватился и быстро одернул руку.

* * *

После того как Василь принес поправленную саблю, дела Силина не шатко, ни валко, но пошли на поправку. Тем временем боевая служба всего Нижегородского разряда и гусарских рот подошла к концу. Последствия зимней кампании были для разряда близки к катастрофе. Из четырехтысячного отряда солдат и стрельцов не осталось почти никого. Конница, в том числе и гусары, была выбита на треть. После январского смотра Хованский велел остатки гусар и рейтаров отправить на усиление Брестского гарнизона. А получивших ранения, из тех кто самовольно не уехал раньше, отправить по своим имениям на лечение. К тому же ходили упорные слухи, что после неудачного похода Новгородского разряда князя Хованского грозились отозвать в столицу. В такой ситуации казнить или миловать Силина стало еще сложнее. Никто не мог знать, как это дело может повернуться после прибытия нового воеводы. Поэтому, недолго думая, Хованский приказал выдать Силину две ефимки и спровадил его в родную Егну на лечение и окончательное выздоровление. А Василя, нужда в котором отпала вместе с расформированием гусарских рот, наказал отправить вместе с ним.

Глава 3: Высший разряд

17 января 7174 года от сотворения мира (27 января 1666 года), Железный Устюг.

На соборной площади, освещенной ярким зимним солнцем, было немноголюдно. Стражники отогнали зевак подальше, и на утоптанном снегу площади остались только служилые. Из самой Москвы, по приказу царя Алексея Михайловича, прибыл ведавший призывом и военными делами разборщик Разрядного приказа. Вместе с писарем они расположились за длинным деревянным столом, поставленным прямо на снег. За спиной у них стояли, маясь от яркого солнца и ответственности, выборные окладчики из местных. Служилые, дворяне и дети боярские стояли в полном вооружении, но без коней.

Писарь глянул в списки:

— Силин, Николка, из Ёгны, что из детей боярских, есть здесь?

Силин откликнулся.

— Ну так давай, сюды.

Силин быстро, но в то же время без лишней суеты подошел к столу и стал перед разборщиком. Тот бросил на Силина изучающий взгляд. Перед ним стоял молодой высокий мужчина, с аккуратной русой бородой, в справном снаряжении, лет двадцати пяти от роду. О Силине он уже слышал. И слухи эти были разные. Разборщик потянулся к бумагам, которые писарь услужливо подвинул в его сторону. Быстро пробежал глазами по исписанным затейливым почерком листам. Про битву на Кушликовых горах в бумагах не было написано ни слова.

— Ну, смотрю, заслужен ты не по годам. Успел и с крымчаками, и с ляхами повоевать.

Силин стоял молча, а разборщик снова вернулся к чтению.

— В гусарах, значит, был… Так… И был, значит, ранен. Хм…

Силин молча кивнул.

— Немецкий знаешь, польский. Не поручик, а прям книжник.

Разборщик усмехнулся и продолжил, обращаясь к писарю, но достаточно громко:

— Вот так скоро ты, чернильная душа, да сотоварищи твои, толмачи, без работы останетесь.

По толпе собравшихся пронесся легкий смешок. Писарь обиженно и сконфуженно стал перекладывать бумаги уже прошедших разбор служилых. Не зная, как себя повести, Силин переступил с ноги на ногу, размышляя, рассматривать ли это как похвалу или как чуть прикрытую издевку. Заметив его реакцию, разборщик быстро переменил тон и широко улыбнулся:

— Ну что, молодЕц! Да и сам мОлодец.

Разборщик снова усмехнулся, довольный своей шуткой. Встал, тяжело опершись руками на стол, низкий и кряжистый.

— И науки знаешь, и царю служишь справно. В высший разряд его. Надобны царю-батюшке такие воины.

По окладчикам пронесся одобрительный шум. Разборщик поднял руку, и шум тут же умолк.

— Ну и, как положено теперь по разряду, вотчину еще надо добавить служилому.

Любому другому на месте Силина было бы уместно обрадоваться такой нежданной удаче. Собираясь к смотру, Силин действительно не думал, что такое случится. Но и скакать от радости молоденьким жеребенком Силину охоты не было. А тем временем разборщик назидательно и веско продолжил:

— Высший разряд — это тебе не просто так, ему соответствовать нужно. Теперь не только сам по призыву пойдешь, но и десяток холопов боевых должен выставить… конно, бронно и оружно. Так ведь? Так!

Толпа снова одобрительно зашумела.

— А ну, подь сюды.

Силин подошел поближе к разборщику. Тот, поднявшись на цыпочки, зашептал ему в ухо:

— Ты погодь радоваться. Ты думаешь, просто так вот тебе надел дали? Нет, брат. Поганые в тех краях оживились. Да еще казачишки с Яика забредают. Озоруют. Язычники поганые повылазили, как грибы апосля дождичка. Так что это тебе, считай, служба. Давай, чтобы не баловали они у тебя там. Усек? А то Мару кличут, говорят, придет скоро… Тьфу… Прости, Господи!

Разборщик быстро трижды перекрестился и обернулся к писцу. Он не заметил, как по лицу Силина пробежала бледная тень.

— Следующий кто там у нас?

* * *

Горница в усадьбе Силина была полна гостей. За длинным столом, заставленным едой и напитками, сидели силинские соседи — служилые люди из детей боярских, старосты деревень, принадлежащих Николке, пара купчишек из Устюжны и самого Великого Новгорода, которые оказались здесь по торговым делам. На почетном месте, в голове стола, рядом с хозяином, сидели пятеро окладчиков, присутствовавших на недавнем разборе.

Василь скромно устроился на самом краю стола между старостой из Омутищ — одной из деревень, с которой кормился Силин, и попом из Нечаевки. Четыре года назад литвин попал в плен, потом перешел на московскую службу. Он служил в том же гусарском полку, что и Николка, и являлся по чину его «товарищем». Был Василь среднего роста, на пару годков старше хозяина дома. Пил немного, говорил еще меньше. И с