Сильный яд - Дороти Ли Сэйерс

Солком Гарди простонал:

— Господи, да сколько ж можно слушать эту болтовню про технический мышьяк! Убийцы теперь все это знают еще с колыбели!

— Я прошу вас обратить особое внимание на эти даты — десятое апреля и пятое мая, чуть позже я еще вернусь к ним.

Присяжные прилежно сделали пометки, а лорд Питер Уимзи сказал вполголоса:

— Присяжные записали: «Она уверена, что в них нет никакого смысла».[4]

Достопочтенный Фредди переспросил:

— Что? Что?

А судья перевернул страницу и продолжил:

— Примерно в то же время Филипп Бойз начал страдать от возобновившихся приступов желудочных болей, которым он был так или иначе подвержен всю жизнь. У нас имеется свидетельство доктора Грина, наблюдавшего у Бойза похожие симптомы в пору его обучения в университете; далее, в 1925 году доктор Уэр прописывал ему лекарства от такого же приступа. Это не тяжелая болезнь, но весьма ощутимое и изматывающее недомогание, сопровождающееся тошнотой и болями во всем теле. Многие люди время от времени от этого страдают. И все же в данном случае мы наблюдаем совпадение, которое может оказаться очень значительным. Приступы, согласно записям доктора Уэра в медицинской карте пациента, имели место 31 марта, 15 апреля и 12 мая. Как вы можете заметить, целых три совпадения: Гарриет Вэйн и Филипп Бойз встречаются «ближе к концу» марта — 31-го у Бойза приступ гастрита; 10 апреля Гарриет Вэйн покупает две унции мышьяка, «на второй неделе апреля» они встречаются — 15-го у Бойза очередной приступ; 5 мая куплен гербицид, в мае же происходит еще одна встреча — и 12-го случается третий приступ. Вы можете счесть это весьма любопытным, но напомню, что обвинению не удалось доказать факт покупки мышьяка в марте. Не забывайте об этом, когда станете обдумывать данные обстоятельства.

После третьего, майского, приступа гастрита доктор советует Филиппу Бойзу куда-нибудь уехать, и тот выбирает северо-западную часть Уэльса. Он отправляется в Харлек, где прекрасно проводит время и чувствует себя гораздо лучше. Но сопровождавший его друг, Райленд Воген, которого вы все видели, утверждает, что «Филипп был несчастен». Точнее говоря, у мистера Вогена сложилось впечатление, что Бойзу не давали покоя мысли о Гарриет Вэйн. И хотя физическое его здоровье поправилось, душевное состояние оставляло желать лучшего. Итак, 16 июня он пишет Гарриет Вэйн письмо. Принимая во внимание важность данного письма, я повторно его зачитаю:

«Дорогая Гарриет,

в жизни все ужасно запуталось. Как же мне здесь тошно. Пошлю все к чертям и сам отправлюсь к дьяволу. Но прежде я хотел бы с тобой увидеться. Вдруг все еще можно исправить. Конечно, ты вольна делать что хочешь, но я до сих пор не понимаю, почему ты так отнеслась к моему предложению. Может, на этот раз я смогу тебя переубедить и ты увидишь вещи в истинном свете, а если нет — с меня довольно. В городе буду 20-го. Прошу, напиши, когда к тебе зайти.

Твой Ф.»

Как вы сами видите, письмо чрезвычайно двусмысленное. Сэр Импи Биггс приводит весомые аргументы в пользу версии, что такие фразы, как «послать все к чертям и отправиться к дьяволу», «как же мне здесь тошно» и «с меня довольно», выражают намерение автора покончить с собой в том случае, если он не добьется примирения с обвиняемой. Защитник отмечает, что «отправиться к дьяволу» — весьма распространенный эвфемизм, обозначающий смерть, что звучит вполне убедительно. Но мистер Эркарт на вопрос прокурора ответил, что в письме имеется в виду план, который он сам предложил погибшему, а именно план путешествия на Барбадос ради смены обстановки. Кроме того, господин прокурор подчеркивает, что автор письма, говоря «как же мне здесь тошно», подразумевает Британию или же конкретно Харлек, тогда как мысль о самоубийстве была бы выражена следующим образом: «как же мне тошно».

Вы уже, несомненно, успели составить собственное мнение. Необходимо отметить, что погибший просит о встрече 20-го числа. Ответ перед нами. Зачитаю его:

«Дорогой Фил,

если хочешь, приходи 20-го в 9.30, но ты меня все равно не переубедишь».

Подписано одной буквой: «Г». Казалось бы, очень холодный, даже враждебный тон — и тем не менее встреча назначена на 9.30.

Я отниму у вас еще совсем немного времени; до сих пор вы слушали чрезвычайно терпеливо и вдумчиво, но теперь мне потребуется все ваше внимание, так как мы переходим к самому дню смерти.

Старик накрыл свои заметки одной рукой, прихлопнул ее сверху другой и чуть подался вперед. Все детали были у него в памяти, хотя еще три дня назад он даже и не слышал об этом деле. Он еще не дожил до столь преклонных лет, когда остается только вздыхать, что прежде трава была зеленее; он еще крепко держался за настоящее; и в это настоящее он теперь намертво вцепился своими морщинистыми пальцами с бледными, серыми ногтями.

— Вечером 19 июня Филипп Бойз и мистер Боген вернулись в город, и на тот момент Бойз отнюдь не жаловался на здоровье. Он переночевал у мистера Богена, и они позавтракали, как обычно, — яйца с беконом, тосты, джем и кофе. В одиннадцать Бойз выпил пива, заметив, что, если верить рекламе, «Гиннесс» «полезен для здоровья».[5]В час он плотно пообедал в клубе, а во второй половине дня сыграл несколько партий в теннис с друзьями, в числе которых был и мистер Воген. Во время игры кто-то заметил, что пребывание в Харлеке явно пошло Бойзу на пользу, и тот ответил, что уже много месяцев не чувствовал себя в такой хорошей форме.

В половине восьмого он явился на ужин к своему кузену, мистеру Норману Эркарту. Ни мистер Эркарт, ни прислуга не заметили в его облике и манере поведения ничего необычного. Ужин был подан ровно в восемь, и вам было бы полезно это записать (если вы еще не успели) вместе с перечнем еды и напитков.

Кузены ужинали вдвоем, и каждый в качестве аперитива выпил по бокалу хереса. Это было превосходное «Олоросо» 1847 года, горничная перелила его из только что откупоренной бутылки в графин и затем разлила по бокалам в библиотеке, где сидели мистер Эркарт с гостем. Мистер Эркарт придерживается старой доброй традиции — прислуга, подавая ужин, никуда не отлучается, благодаря чему относительно этой части вечера мы располагаем показаниями двух свидетелей. Служанку, Ханну Вестлок, вы сегодня видели на свидетельской трибуне и, я полагаю, сочли ее наблюдательной и рассудительной особой.

Итак, сперва был херес. Затем чашка холодного бульона, который Ханна Вестлок разливала из супницы, стоявшей на буфете. Это был прекрасный, крепчайший бульон, почти что студень. Оба джентльмена отведали бульона, а после ужина его на кухне доели мисс Вестлок с кухаркой.