Рай на краю океана - Сара Ларк

На протяжении дня все сильнее и сильнее раскрывалась рабовладельческая натура Джоуи. То он заявлял, что Уильям слишком медленно работает, то слишком часто устраивает перерывы, то сам отрывал его от деятельности лесоруба, потому что ему требовалась помощь в распиле. Да еще и ругался самым неподобающим образом, если что-то начинало идти не так, а это, к сожалению, чаще всего бывало, когда Уильям брал в руки пилу.

— Ну ничего, научишься, мальчик! — в конце концов ободряюще заявил старатель, когда успокоился. — Дома, наверное, не так уж часто приходилось работать руками.

Сначала Уильям хотел рассерженно возразить, но потом передумал, понимая, что его напарник не так уж неправ. Ладно, он работал на полях. Вместе с арендаторами, особенно в последние годы, когда в глаза бросилась вопиющая несправедливость, царившая во владениях его отца. Фредерик Мартин требовал много, а давал мало. Арендная плата была практически неподъемной для крестьян, и не только потому, что в хорошие годы им оставалось мало на жизнь: если сезон выдавался неурожайный, помощи им ждать было неоткуда. До сих пор семьи едва успели оправиться от голода, который разразился в шестидесятые. Почти каждая семья могла пожаловаться на жертвы. Да еще выпало почти целое поколение. Из детей возраста Уильяма почти никто не пережил годы картофельной гнили. Сегодня работа на полях была почти полностью в руках подростков и стариков; все выбивались из сил, но улучшения ситуации не ожидалось.

Фредерика Мартина это абсолютно не трогало, да и мать Уильяма, несмотря на то что была ирландкой, не собиралась вступаться за людей. Уильям молча начал помогать арендаторам работать на полях. Позже вступил в Ирландскую земельную лигу, которая хотела помочь им добиться честной арендной платы.

Фредерик Мартин, похоже, поначалу считал социальные отношения своего младшего сына скорее забавными, чем тревожными. Уильям все равно практически не имел права голоса в поместье, а его старший сын, Фредерик-младший, не проявлял человеколюбивых порывов. Но когда Земельная лига добилась первых успехов, его насмешки и подтрунивания над Уильямом начали становиться более злобными, что заставляло молодого человека все глубже уходить в оппозицию.

Когда в конце концов он поддержал восстание арендаторов — если вообще не затеял его сам, — старик не стал щадить сына. Уильяма отослали в Дублин. Пусть немного поучится, если нужно, юриспруденции, чтобы поддержать своих любимых арендаторов словом и делом. В этом отношении Мартин был щедр. Главное, чтобы мальчишка перестал смущать людей!

Поначалу Уильям с восторгом погрузился в работу, но вскоре ему стало скучно разбираться в тонкостях английского права, особенно теперь, когда уже близилось создание ирландской конституции. Он с волнением следил за дебатами вокруг билля о гомруле, который будто бы должен был дать больше прав ирландцам в решении вопросов, касающихся их острова. И когда палата лордов в очередной раз отклонила его…

Но об этом Уильям размышлять не хотел. Ситуация оказалась слишком неприятной, а ее последствия — фатальными. Однако для него все могло закончиться гораздо хуже, чем здесь, в приятном для глаз Квинстауне.

— А чем ты вообще занимался там, в Ирландии? — поинтересовался Джоуи.

Они наконец справились с дневной работой и устало гребли обратно. Уильяма ждала баня и обильный ужин в пансионе мисс Хелен, Джоуи — виски у костра в лагере золотоискателей «Скипперс».

Уильям пожал плечами.

— Работал на овечьей ферме.

В принципе, это было правдой. Земли Мартинов были обширными, у них имелось много первоклассных пастбищ. Поэтому Фредерик Мартин практически не пострадал из-за картофельной гнили. Она коснулась только его арендаторов и рабочих, которые кормились с маленьких более-менее плодородных участков.

— А чего ж тогда не хочется на Кентерберийскую равнину? — между делом осведомился Джоуи. — Там же мильоны овец.

Об этом Уильям тоже слышал. Но его участие в работе на ферме заключалось скорее в управлении, чем в настоящем труде. Теоретически он знал, как нужно стричь овец, но на самом деле никогда этим не занимался, да еще и за такое рекордное время, как ребята из колоний стригалей на Кентерберийской равнине. Говорили, что лучшие из них могут за день освободить от шерсти до восьмисот овец! Это не меньше, чем было на всей ферме Мартинов! С другой стороны, возможно, кому-то из фермеров на востоке потребовался бы способный управляющий или надсмотрщик — за такую работу Уильям готов был взяться без опасений. Однако вряд ли он сумеет разбогатеть на этом. К тому же при всей своей склонности к социальному труду Уильям не собирался снижать качество жизни в долгосрочной перспективе!

— Может быть, куплю себе ферму, когда найду достаточно золота, — заявил Уильям. — Через годик, два…

Джоуи рассмеялся.

— Задора тебе хватает! Все, можешь выходить… — Он направил лодку к берегу реки, которая вилась с восточной стороны Квинстауна, а затем на юге города, чуть ниже лагеря золотоискателей, впадала в озеро. — Я заберу тебя здесь завтра, в шесть утра, свеженького и бодрого!

Джоуи весело помахал рукой своему новому партнеру, а Уильям устало поплелся к городу. После передышки в лодке болели все кости. О том, что ему предстоит еще один день рубить деревья, он и думать не хотел.

Как бы там ни было, но едва он вышел на Мейн-стрит, настроение его улучшилось: ему повстречалась Илейн О’Киф. Она шла из китайской прачечной с корзиной белья и направлялась к пансиону мисс Хелен.

Уильям одарил ее улыбкой.

— Мисс Илейн! Ваш вид радует больше, чем золотой самородок! Позволите помочь вам?

Несмотря на боль в мышцах, он, как настоящий джентльмен, потянулся к корзине. Илейн не возражала. Радостно переложив на него свой груз, она легко шла рядом с ним. Ну, насколько было возможно идти легко и одновременно достойно, как настоящая леди! С тяжелой корзиной в руке у нее это вряд ли бы получилось. Как когда-то язвительно заметила мисс Дафна, «не так-то просто позволить себе быть леди».

— Неужели вы сегодня нашли так много самородков? — поинтересовалась Илейн.

Уильям задумался, что кроется за вопросом: наивность или ирония — и пришел к выводу, что, скорее всего, она подтрунивает над ним. Илейн прожила в Квинстауне всю жизнь и должна знать, что на золотых приисках не так-то просто разбогатеть.

— Золото ваших волос — первое за сегодняшний день, — признался он, не преминув объединить признание с лестью. — Но, к сожалению, у него уже есть обладательница. Вы богаты, мисс Илейн!

— А вам стоит сойтись с маори. Они сразу объявят вас тохунга. Мастером вайкореро… — захихикала Илейн.

— Чего? — переспросил Уильям.

С маори, туземцами Новой Зеландии, он до сих пор почти не встречался. У озера Вакатипу, как и во всем Отаго, жили племена, однако Квинстаун, развивающийся город старателей, казался маори слишком шумным. Лишь изредка кто-то из них забредал в город, несмотря на то что некоторые их соплеменники уже присоединились к старателям. Эти маори покинули свои деревни и семьи не совсем добровольно: все они были отверженными, пропащими — впрочем, как и большинство белых мужчин, прибывших сюда в поисках счастья. Они почти не отличались по поведению от них, и никто не пользовался такими странными словами.