Уилки Коллинз - Питер Акройд

Однако воплощению его исторических фантазий то и дело мешала реальность, «словно все сговорились захлопнуть перед моим носом врата царства воображения», писал он. Один из друзей предложил Уильяму Коллинзу помочь со вступлением его сына в ассоциацию барристеров, открывавшую перед молодыми юристами перспективу хорошо оплачиваемых правительственных должностей. Уилки согласился и весной 1846 года записался студентом в Линкольнс-Инн. Возможно, он вспоминал своего великого героя, литератора Вальтера Скотта, который тоже вступил некогда в ассоциацию барристеров; может быть, верил, что юридическая практика не будет совершенно несовместимой с писательским трудом; в любом случае вскоре его ждало разочарование. Он подробно знакомился с системой дарственных и должен был изучать «Комментарии к законам Англии» Блэкстоуна — крайне сухое чтение после Гиббона и Бульвер-Литтона. «Я работал усердно и сознательно, — писал он позже, — но к исходу двух месяцев пришел к убеждению, что испытываю такое отвращение к юриспруденции, что просто обязан сообщить отцу, что я не могу долее терпеть эту каторгу».

И вместо карьеры юриста он отправился в новое путешествие на Континент. В начале лета он поехал в Бельгию с Чарльзом Уордом, компаньоном по поездке в Париж двумя годами ранее. Эти каникулы длились всего неделю при изнуряющей жаре, и маршрут их ограничился Антверпеном, Брюсселем и Брюгге. Вероятно, Уильям Коллинз был недоволен откровенным нежеланием сына приобрести серьезную профессию, но к тому времени его собственное здоровье было такподорвано, что он не имел сил вмешаться и воспрепятствовать тому, что считал проявлением юношеского легкомыслия. Он пытался продолжать работать над картинами, но зачастую истощение и слабость не давали ему встать, у него, судя по всему, начались водянка и сердечная недостаточность. Уилки писал: «Дыхание его прерывисто, словно на последних стадиях астмы… кашель сотрясает все его тело». Уильям Коллинз принимал опиаты, но они приносили лишь кратковременное облегчение. 17 февраля 1847 года он скончался в окружении семьи.

Уилки прервал работу над «Антониной», отметив место, на котором остановился в тот вечер, когда умер отец; в рукописи осталась пометка: «До этих пор я писал при жизни отца — эта часть главы 3-й была написана в последний вечер, когда он был жив». Затем, почти сразу, он стал планировать «Воспоминания о жизни Уильяма Коллинза». Это был настоящий жест любви — Уилки испытывал глубокое уважение и привязанность к отцу. Мать поделилась с ним тем, что помнила и считала важным, назвала имена друзей и покровителей, у которых можно было получить дополнительную информацию. За шесть недель Уилки собрал почти все необходимые материалы и довел рассказ о жизни отца до 1815 года.

Он прервал работу летом 1847 года ради поездки во Францию — снова с Чарльзом Уордом, его отец оставил семье достаточное состояние, так что ему не приходилось искать службу. Молодые люди были художниками-любителями, а потому решили отправиться в тур по французской сельской местности с целью делать этюды. Четыре года спустя Коллинз описал это путешествие в очерке «Живописный тур в Сен-Жорж-Бошевиль» для журнала Bentley’s Magazine', в нем два молодых художника изнемогают от жары и москитов Нормандии. Рассказчик возит с собой увесистый этюдник «с чудесным изобилием всяческих красок, кистей, дощечек для растирания красок, мастихинов, палитр, бутылочек с маслом, горшочков со смолой, тряпок», однако все художественные средства и инструменты мира не могут сделать предприятие успешным. Экспедиция оборачивается полной катастрофой, и рассказчик хоронит неудачные картины в неглубокой яме.

Коллинз и Уорд действительно покинули Нормандию уже через десять дней и, само собой, предпочли задержаться в Париже. Уилки писал матери: «Мы нашли провинциальные города невыносимо угнетающими для нашего меркуриального нрава», так что Коллинз вернулся в «Отель де Тюильри» на улице Риволи. Но жить в Париже было дорого. Уилки опять израсходовал деньги и просил мать прислать ему пять фунтов. Недавно овдовевшая мать, возможно, захотела преподать сыну урок. Деньги не пришли. Уорд вернулся в Лондон, а Коллинз застрял в Париже «в нужде». Минула неделя, никаких улучшений. В отчаянии, едва прикрытом остроумием, он написал Уорду с просьбойприслать ему десять фунтов, иначе придется продать часы и плащ или сесть за карточный стол в надежде на ветреную удачу. Так или иначе, Коллинз все же перебрался через канал домой, хотя неизвестно, кто помог ему с деньгами.

Он сообщил Уорду, что намерен вернуться к работе над «Воспоминаниями» об отце. Но его внимание не было целиком поглощено этой работой. Весной следующего года он активно участвовал в подготовке свадьбы Неда Уорда, младшего брата Чарльза, с очень юной дамой. Этот сценарий он не раз воспроизводил потом в своих романах, да и в жизни явно был склонен к подобной тактике. Неду Уорду было тридцать два, а его возлюбленной Генриетте Уорд четырнадцать с половиной — совпадение фамилий случайность, они не были родственниками. Родители девушки, вполне естественно, возражали против брака. Желая облегчить путь истинной любви, Уилки Коллинз взялся за тома по юриспруденции. Он выяснил, что родительское согласие требуется только до венчания, а поддельное свидетельство о таком согласии впоследствии не сделает брак недействительным. Однако подлог угрожает Неду Уорду некоторым сроком тюремного заключения. В последующие годы запутанное брачное законодательство предоставляло английским романистам богатейший материал для захватывающих сюжетов. Влюбленные сочли, что дело стоит риска, и 4 мая 1848 года венчались в церкви Всех Душ на Лэнем-плейс. Коллинзу, кажется, доставило удовольствие нарушение викторианских условностей, и, по словам Генриетты, он наслаждался «большими предосторожностями и секретностью, так как планировал все с воодушевлением и радостью». Она добавила, что он упивался «духом романтики и шалости».

После церемонии юная невеста вернулась к родителям, не сказав никому ни слова. Она вступила в то, что Коллинз как-то назвал «потаенным театром домашней жизни». Три месяца спустя она сбежала с мужем в медовый месяц в Айвер, недалеко от Слоу; Уилки нашел для них комнаты и проводил в дорогу. В качестве жеста признания своей центральной роли во всей истории он стал крестным отцом их первого ребенка. Родители молодой дамы отступили перед лицом свершившегося факта замужества их слишком юной дочери, так что все закончилось благополучно, без ареста и тюремного заключения ее супруга.

В начале лета 1848 года Коллинз завершил жизнеописание отца и вернулся к отложенному надолго роману «Антонина». Он вел энергичные переговоры с издателем и иллюстратором (гравером) «Воспоминаний», компания «Лонгман» хотела получить права на эту книгу, но издавать бралась только за счет автора. Хэрриет Коллинз согласилась дать денег на публикацию, чтобы увековечить память о муже и помочь сыну.

Семья Коллинз переехала в дом поменьше по адресу: Блэндфорд-сквер, 38, в районе Мэрилебоун, сейчас эта площадь — не более чем полузаброшенныйквартал рядом со станцией «Мэрилебоун», но в 1840-х годах она составляла часть относительно новой застройки. Коллинз всегда проявлял интерес к разрастанию Лондона с его недоделанными гравийными проулками, строительными лесами, досками и печами для обжига кирпича, тут и там появлявшимися посреди пустырей и строительных участков. В романе «Игра в прятки» Блэндфорд-сквер превратилась в Бэлгроув-сквер, примечательную лишь «мрачным однообразием линий и форм в перспективе площади». Ноябрьским утром дождь и туман окутывал сквер в центре площади, делая его серым и унылым, коротко подстриженные газоны, пустые клумбы и жалкие молодые деревца «гнили в желтой дымке под непрестанной моросью». Ставни домов из темного кирпича были закрыты, из каминных труб поднимался дым, сливавшийся с туманом. Идеальное воплощение сырой лондонской зимы.