Нежная душа урода - Анатолий Ярмолюк

Ответ: «Да, мог бы».

С моих слов записано верно, мною прочитано, замечаний и дополнений нет».

«Расшифровка аудиокассеты.

— Ну-с, достопочтенный Семен Кириллович Нефедкин, официальный допрос закончился, а теперь послушайте, что я вам скажу! Слушайте, Семен Кириллович, и мотайте себе на ус, потому что от того, какие вы сделаете для себя выводы из моих слов, зависит ваша дальнейшая судьба. Я ясно излагаю?

— Да вроде бы ясно…

— Да, Семен Кириллович, в нехорошую историю вы вляпались. Ох, и в нехорошую же — до жути! Я уже не говорю о тривиальной пьянке на рабочем месте с кем ни попадя: это грех не велик. Но — тайное захоронение тела! Если это станет еще кому-нибудь, кроме нас, известно — вас как минимум попрут с работы, а уж как максимум… Максимум, я думаю, лет восемь, а то и все десять отдыха на курортах колымского края. Такой вот расклад…

— Это… так за что же — десять лет-то? Ведь не убивал, не крал…

— За сокрытие следов преступления, дражайший Семен Кириллович. За это по нынешним временам — строго до невозможности!

— Да каких таких следов… что-то я не понимаю…

— А тайно похоронить убитого человека — разве это не сокрытие следов преступления?

— Да какого же убитого-то? Сказано — самоубийство…

— А откуда вы знаете, что самоубийство? Вы что же, присутствовали, когда эта самая… как бишь вы ее назвали… да, фея… Вы что же — присутствовали при ее самоубийстве?

— Нет, но…

— То-то и оно, Семен Кириллович, то-то и оно. А что, если этот ваш карлик — да вам соврал? А что, если это он сам взял да и задушил свою фею, а? И с вашей помощью — концы в воду? Ну?

— Так это… ну, не знаю. Но мыслю: а для чего же тогда ему ее хоронить? Взял бы да и спустил бы в овраг… делов-то!

— И я пока всего не знаю, дорогой Семен Кириллович. Но предполагаю, что этот ваш карлик Витя — убийца, если не полноценный маньяк. А от маньяка, как вы сами понимаете, можно ожидать чего угодно: и убийств, и похорон… Завтра, предположим, он и вас захочет положить рядышком со своей так называемой невестой! А что — очень даже просто!

— Э…

— Да хоть «э», хоть «бэ»! Зря, что ли, он так упорно ничего о себе не рассказывает? Не зря, Семен Кириллович, ох, не зря! Уж поверьте вы моему опыту! Положит и вас — за милую душу! Ну сами посудите — для чего ему такой свидетель?

— Что-то не похож он на маньяка… Плачет каждый раз на могилке…

— Плачет на могилке… Да ежели он маньяк, то и заплакать может, и засмеяться, и тут же закукарекать! Для него это — раз плюнуть! Одно слово — маньяк!

— Ну, так это… что же мне делать?

— Вот, Семен Кириллович: наконец-то я слышу умные слова! И потому отвечаю: помочь нам как можно скорее поймать этого вашего карлика! Как можно скорее, Семен Кириллович, иначе может быть поздно! Вы, разумеется, спросите, каким образом вы можете нам помочь? А давайте-ка мы заключим с вами один джентльменский договорчик! Как говорится, вы — нам, мы, соответственно, вам. Когда, кстати, этот ваш карлик обещал явиться к вам вновь?

— Да, наверно, через недельку. Или денька через четыре. Или прямо-таки завтра… Я не знаю, а он — не говорил.

— А где он обитает, он вам случайно не говорил?

— Нет…

— Ну ладно. Договорчик наш, стало быть, таков. Мы со своей стороны обещаем никому не говорить о ваших приключениях на кладбище, вы же со своей стороны… Видите этот телефончик? Хороший телефончик, переносной. Ну, так вот: мы вам даем этот телефончик, а вы, дождавшись следующего прихода карлика, звоните вот по этому номеру… Нет, номер с собой брать не следует, вы должны его запомнить. Вот и весь договорчик, Семен Кириллович. Не много, согласитесь, за ваше дальнейшее спокойствие и вашу свободу.

— Э… а ежели он того… возьмет да прознает про этот наш уговор?

— А как он может прознать, если вы никому ничего не скажете? А ведь вы же не скажете, не так ли?

— Ну так…

— Вот и чудно, Семен Кириллович, вот и чудно. Стало быть — договорились. Но — смотрите, Семен Кириллович, ох, и смотрите же!..»

Домой, как оно и полагается порядочному сыщику, я вернулся, когда уже стемнело. Моя Мулатка, разумеется, не привыкла еще к особенностям моей профессии, и потому встретила меня довольно хмуро.

— Терпи, мать, коль связала свою судьбу с сыщиком! — смеясь, сказал я и поцеловал свою женщину. — В нашей работе то ли еще бывает!

Разумеется, она растаяла от моих поцелуев, мы славно поужинали и улеглись спать. Ночь была удивительная! В окно заглядывала тяжелая рябиновая ветка, за ней скрывалась радостная молодая луна… От моей Мулатки пахло далекими звездами и морем, от которых я увез ее под наше северное небо…

— Скажи, — вдруг спросила моя Мулатка, — что это за маньяк злодействует в городе? Везде только об этом и говорят…

— Да где же это — везде? — деланно удивился я.

— Например, на базаре, — стала припоминать моя Мулатка. — И в магазинах. И еще — в трамваях… Да и по телевизору тоже. Говорят, что в городе орудует маньяк, который убивает кого ни попадя. Вроде какой-то карлик… Прямо как в кино!

— Эх! — крякнул я. — Да мало ли что говорят… Никто еще ничего толком не знает…

— Не хочешь говорить — и не надо! — вдруг обиделась Мулатка. — Но не ври мне…

— Да я и не вру, — довольно неуклюже стал оправдываться я. — Да, действительно, имеются кое-какие подозрения… А что там на самом деле — кто же его знает? Вот если мы этого карлика поймаем, тогда и будет разговор. А так — слухи одни… Обыкновенное дело!

— Страшная у тебя работа, — вздохнула моя Мулатка. — Как-то раньше не задумывалась об этом…

— Ничего, привыкнешь, — я погладил ее волосы.

— Постараюсь… — ответила Мулатка.

Ночью мне приснился странный сон. Гигантская свистящая коса сама собою шествовала по лугу и укладывала в бесконечные ряды скошенные травы и цветы. Мне чудилось, что я — одна из луговых травинок, ждущая своей очереди, и эта очередь вот-вот наступит. Мне снилось, что я вижу, как где-то там, со стороны востока, со стоном умирает луг. О, с каким ужасом я, травинка, внимал металлическому свисту косы, который становился все ближе! Этот свист был все беспощадней, и все более во мне, травинке, крепло ощущение, что вот-де сейчас, в это самое мгновение… Вот уже полегли последние заслоняющие меня травы, вот уже я ее вижу, мою блистающую металлическую смерть… Вот коса взметнулась, вот ее лезвие уже стремительно несется мне навстречу… И — острая, смешанная с непередаваемым ужасом боль вдруг пронзила меня! Я вскрикнул — и проснулся. Сердце… Неужто это сердце? Но с чего бы вдруг? Часы показывали половину пятого. Стараясь не разбудить мою Мулатку, я осторожно встал, вышел на кухню и отворил окно. В окно хлынул предрассветный, напоенный ароматом отцветающих трав, августовский воздух. И боль постепенно отступила…