Не смей меня желать - Анна Квин

Дверь ему открываю я, причем не с водительской стороны. Едва я отступаю, он падает на пассажирское сидение, а я замечаю струйку крови, стекающую из носа по губе.

– Что случилось? – испуганно спрашиваю я и, порывшись в сумочке, протягиваю ему платок.

– Думаешь, меня просто так выгнали из армии? – хмыкает он. – Нет. Там перед дверью… – Он качает головой. – Пара ударов, всплеск эмоций, состояние, будто снова попал на войну. И привет…

– И привет…? – уточняю я.

– Ну, будет как-то так. – Он пожал плечами. – Пять минут и я приду в себя. Можем подождать?

– Я сама сяду за руль! – Я радостно пользуюсь случаем и залезаю на водительское сидение.

– Но отец запретил.

– Сейчас чрезвычайная ситуация! А пока едем, и ты приходишь в себя, расскажешь, какого хрена там вообще случилось.

Марк

Твари, как же плохо. Тьма снова скручивает изнутри. Марк знает, что это, мать его, посттравматический синдром. Из-за которого его и выгнали из армии. Зачем нужен солдат, у которого в момент малейшей опасности может потемнеть в глазах и перехватить дыхание? Не всегда темнеет, не всегда случается переклин и, говорят, постепенно сойдет на нет. Но кому нужно проверять правдивость этого утверждения? Интересно, если об этом узнает заказчик, он выгонит его сразу же? Наверное. И никакие теплые воспоминания о дружбе с отцом не спасут. Ныло плечо, кажется, будет синяк. Не стоило выбивать дверь кабинета.

Ника, вероятнее всего, считает его жалким. Впрочем, какое ему дело до богатенькой, капризной мажорки? Он просто делает свою работу и все.

– У тебя кровь? Что случилось? – говорит Ника, уставившись большими испуганными глазами. Она сейчас выглядит удивительно юной и нежной. А еще совершенно не дерзкой, нормальной.

– Думаешь, меня просто так прогнали из армии? Теперь такое иногда случается. – Говорить об этом не хочется. Под носом кровь, и сейчас она начнет течь по подбородку и капать на дорогой, мать его, костюм. А платка нет. Марк никогда не помнит про платок. Это такой совершенно ненужный аксессуар, а вот Ника помнит. Она роется в сумке и достает отглаженный и неуловимо пахнувший ее свежими духами.

– Держи, – как-то очень неуверенно бормочет она.

Марк принимает без слов и прижимает к кровавым дорожкам, представляя, как сейчас выглядит – жалко. Отвратительное чувство, к которому не получается привыкнуть.

Ника, воспользовавшись тем, что Марк не в состоянии, радостно устраивается на водительском сидении. Марк для вида бурчит, но на самом деле благодарен за это самоуправство.

Просить ее подождать унизительно, а вести автомобиль в таком состоянии опасно для жизни. На миг он попал в тот ад, в котором провел несколько месяцев на больничной койке, даже некоторые особенно болезненные рубцы на груди снова начали болеть.

– Почему они так надавили на меня? – спрашивает Ника. Она, закусив губу, выруливает на оживленный перекресток. Управляет машиной девушка вполне уверенно и мягко, Марк ожидал худшего. Особенно после строгого наказа отца девчонки, который велел не подпускать ее к управлению.

– Им нужно найти виновных.

– Почему я? Ее убил какой-то озабоченный урод. Меня с ней даже рядом не было.

– Урода нет, – охранник пожимает плечами. – А ты тут. Нам нужно рассказать все твоему отцу.

– Не хочу, – дергает плечом девчонка. – Он и так слишком за меня волнуется. После этого вообще посадит дома на цепь. А мне оно надо?

– Я должен.

– Раз должен… – Ника упрямо мотает головой, – тогда мы едем развлекаться. Меня девочки звали в спа. Ты с нами.

– Я не пойду в спа, – устало отзывается Марк и прикрывает глаза. – Но буду ждать.

– Ты непробиваемый чурбан. – Ника злится, словно весь мир сошелся в этом спа.

– Ника, это не шутки. На тебя пытались повесить убийство.

– Я его не совершала. – Девчонка пожала плечами. – Поэтому не призналась бы.

– Они знают, что делают. Неизвестно, чем бы закончился допрос, если бы меня не было рядом. Поверь, такие люди умеют давить, их этому учат. Хорошо, если это просто попытка выслужиться перед одной богатой семьей в ущерб другой. А если это попытка достать твоего отца? Это не та информация, о которой я буду молчать. Она напрямую связана с твоей безопасностью.

Ника все равно дуется и демонстративно сворачивает в противоположную от дома сторону. Как только Марк начинал видеть в ней что-то человеческое, как девчонка мигом превращалась в первостатейную сучку. Впрочем, что ждать от богатой и избалованной мажорки? У нее самая большая трагедия – это сломанный ноготь, и никак не посттравматический синдром, неожиданно свалившийся на голову.

Плохо. Нет, не так. Херово. Почти, как тогда в больнице, только разве что он не проваливается в бессвязный бред. Даже давно зажившие шрамы ноют, как и плечо, которое он, похоже, выбил. Из носа снова течет кровь. Что б ее!

Интересно, что скажут подружки Ники, когда он выйдет к ним весь такой красивый, со шрамами по всему телу и с окровавленной рожей.

Ника

Признаться, ни в какое спа не хочется. Бесит Марк. А еще мне страшно. И за него в том числе. Мой охранник бледный и, кажется, еле сидит, а я просто не могу понять, что с ним происходит. Он сказал «так бывает», а я не могу понять: как так? Наверное, он считает меня последней сукой из-за того, что выполняю свою прихоть и тащу его непонятно куда. Ну и пусть! Я такая и есть. Душат слезы, но я стараюсь смотреть на дорогу, вглядываюсь в детали до боли в глазах – все лишь бы не разреветься. Еще немного и меня ждет приятная музыка, релакс, массаж, а потом зеленый чай из маленькой пиалы. Ну а после этого можно и домой, когда нервы перестанут дрожать натянутой струной.

Про девчонок я наврала. Никто никуда меня не звал. Я вообще не знала, сколько проторчу у ментов, поэтому и не строила никаких планов на день. Идея пришла спонтанно.

Мы уезжаем практически за город, в уютный тихий район почти у самого моря. Салон располагается в старинном здании в окружении сосновой рощи. Здесь нет туристов, суеты и шума, только уединение и комфорт. Я люблю сбегать сюда тогда, когда никого не хочется видеть. Одна, иногда с парой подруг, но ни разу с мужчиной.

Сама мысль об этом заставляет обеспокоенно ерзать на сидении. Там выдают халаты, можно заказать раздельные кабинеты, но я почему-то хочу лежать с ним на соседних столах. Хочу увидеть еще раз сильное поджарое тело. И срать на шрамы! Они лишь чуть портят картину.

Марк угрюм, на меня старается не смотреть и иногда морщится, как от боли. Я паркуюсь и решительно выхожу, скомандовав:

– Пошли.

Знаю, что умею быть невыносимой. Но мне кажется, так упорно отказываться от того, за что люди отваливают нехилые такие суммы денег, просто глупо. Неужели сложно просто сказать «хорошо» и составить мне компанию? В чем проблема? Я не понимаю, он не говорит, поэтому нашла коса на камень.