Разноцветный снег - Наталия Волкова

– Да я же просто… я вот… – я так растерялась, что никак не могла подобрать слова.

– В общем, так: берешь свои вонючие краски и идешь с ними на лестничную площадку. Туда, где курят. И там можешь заниматься чем хочешь, понятно? А здесь не смей!

И – шлеп-шлеп-шлеп – прошлепала тапочками за дверь.

На Тоню иногда находит, хотя, по правде сказать, витражные краски действительно сильно пахнут. Что поделаешь? Сгребла баночки, кисточки и оставшуюся вазочку в большую коробку и отправилась на лестничный пролет: там на подоконнике можно было неплохо устроиться. Ну что ж, Крюк так Крюк, придется смириться. Я почти легла на подоконник, поджав ноги, и старательно водила контуром по стеклу, когда этажом ниже послышались быстрые шаги. Кто-то поднимался, перепрыгивая через несколько ступенек. Мгновением позже светлая лохматая голова уже выглянула из-за поворота перил, а длинные нескладные ноги неловко зацепили нижнюю ступеньку.

– Блин, – выдохнул парень, вцепившись в перила, и уставился на меня. Стало обидно: второй раз за последние два дня!

– Да что я, чучундра какая-то? Что вы все спотыкаетесь?

– По ходу, нас тут уже много полегло? – ухмыльнулся парень. – А че, ты нарочно тут сидишь?

– А тебе-то что? Я сижу, никого не трогаю, рисую.

– Че рисуешь? Дай поглазеть! – Парень подошел ближе и наклонился над моими вазочками: – Джек Воробей? А ниче так. Запала на него, что ли?

Я рассмеялась:

– Сам ты воробей. Птица-тетерев! Это капитан Крюк.

– Не помню такого. Он в каком сезоне?

– В осенне-зимнем, балда! «Питера Пэна» не читал?

Парень, похоже, обиделся. Развернулся и хотел уже идти выше, но я соскочила с подоконника и примирительно сказала:

– Тебя ведь Гришей зовут? Савельев? Из восьмого?

– Ну, – развернулся ко мне Гришка.

– Круто, мне про тебя Яков Семенович рассказывал, библиотекарь. Он книжки тут приносит, списанные.

– А-а-а, библиотекарь… – Гришка сморщился, будто хлебнул прокисшего молока. – А я гадаю, что за чувак чудной такой на этаже объявился. Живет один, с книжками носится.

– Слушай, – мне пришла в голову внезапная мысль, – а приходи в библиотеку в среду, мы там дело одно замутили важное. Придешь?

– В би-бли-о-те-ку? Че там делать-то? – кисло протянул Гришка.

– А дома ты что делаешь? В комп, небось, играешь?

– Да только в «батлу» и «доту» иногда. Больше хакерю, по правде. А че вы там, в библиотеке, книжки читаете?

– Да нет, сами сочиняем, интересно, а сейчас одно дело распутываем. Яков Семенович, знаешь, какой? Во! – И я выставила прямо перед Гришкиным носом большой палец.

Гришка взлохматил и без того лохматый затылок:

– Если мамка в среду будет в кондиции, загляну. А то мне ее иногда с работы приходится на загривке тащить.

– Приходи-приходи, – я подмигнула Гришке на прощание.

– А ты давай дальше своего носача рисуй, – ухмыльнулся Гришка и попрыгал наверх через две ступеньки.

С Танечкой договорились встретиться на первом этаже, у канцелярии. Я пришла раньше и теперь от нечего делать рассматривала школьные кубки и грамоты. Тут была и моя – за победу в районной олимпиаде по математике. Вот она, новенькая, блестит золотым гербом. Выше висели более старые; кажется, мама говорила, что где-то и ее есть. Я задрала голову. А там вон, на самом верху, – пожелтевшие листочки с выцветшими надписями. Я подтащила банкетку: снизу не разглядеть. Так, а это что такое? 41-й год? «Награждается ученик 10 „А“ класса Савельев Сергей за 1-е место в заплыве…» – и дальше что-то неразборчивое. Но вот подпись… «Классный руководитель 10 „А“ класса Антон Петрович Старцев». Ого!

– Привет! – раздалось сзади, и я чуть не свалилась от неожиданности.

– Танечка, ты только посмотри, это же наш Старцев!

– Круто. И что? Мы же и так знаем, что он в школе работал.

– Да, но ты посмотри, кого он тут награждает. Сергей Савельев! А что, если это родственник Гришки?

– Гришки? Да ладно… Мало Савельевых, что ли? А если и родственник, ты дату видела? 41-й год! 10 класс. Да мне бабушка говорила, что все мальчишки из 10-го на войне погибли. Потопали к Алмиху, а то перемена кончится.

Александр Михайлович был невысоким, лысым и круглым. В школе его все звали просто Алми́хом. Мне казалось, что это похоже на Алхимика, тем более что как раз химию Алмих и преподавал. Правда, в школе считалось, что тебе крупно не повезло, если ты попал к Алмиху. Во-первых, ему всегда было не до химии, и даже если он присутствовал на уроке, то давал задание по параграфу, а сам, обложившись бумагами, заполнял какие-то документы. Или же вовсе присылал вместо себя уборщицу, которая писала номер параграфа на доске и следила, чтобы все сидели молча. Но зато на контрольных Алмих отрывался по полной! Ходил между рядами, выискивая шпаргалки, и если обнаруживал, то нарушителю приходилось туго. К директору он, разумеется, отправить не мог, а вот поставить рядок двоек – запросто.

– Александр Михайлович, можно? – я робко постучала в директорский кабинет.

– Мда-а-а, – протянули из-за двери, и мы с Таней тихонько проскользнули внутрь.

Алмих, сидевший за столом, не поднимая глаз от бумаг, спросил:

– По какому вопросу?

– Вопросы – это по твоей части, – я пихнула Танечку в бок, а сама отошла подальше в угол: все-таки Алмиха я побаивалась.

– Александр Михайлович, – бодро начала Таня, – а что вы знаете про Антона Петровича Старцева? Он до войны был у нас в школе немцем. Ну, то есть учителем немецкого.

Закончила Танечка уже не так бодро под медленно поднимающимся от бумаг взглядом Алмиха. Взгляд этот не сулил ничего хорошего:

– Зачем это вам?

– Ну, нам доклад задали про судьбы наших горожан во время Великой Отечественной войны. Вот мы и подумали, а почему бы не о нем. Он же был у нас учителем…

– Да почему про него-то? Напишите про Алексея Чернышова, Петра Стаценко. Настоящие герои, честные, хорошие ребята. Про них в архивах много всего, книги даже вроде были, воспоминания. Уяснили? А этот… Старцев, зачем он вам? Стукач и клеветник.

Я решила прийти на помощь:

– Да в том-то и дело, что мы думаем, может, тогда ошиблись, может, он никакой не стукач. Мы хотим провести расследование и выяснить.

– Ха! – засмеялся Алмих и от смеха стал еще более круглым, а его лысина заблестела, как начищенная кастрюля. – Что же вы думаете, до вас никто не проводил расследования? Его по следствию и обвинили, и свидетели были, и доказательства. Короче, кончайте, девочки, дурью маяться, берите любого героя О-жска и пишите про него. Благо их много.