Зима Гелликонии - Брайан У. Олдисс

Кое-кто утверждал, что Аспераманка уродлив. И правда: его голова была почти квадратной, лицо — отчетливо-треугольным, словно его произвели на свет геометры, решившие применить свои навыки в деторождении. Его характерной чертой была гневная складка, навечно залегшая между бровями, тонкий выступающий нос и тяжелые веки, под которыми скрывались внимательные глаза. Гнев в лице Аспераманки был наиболее приметной чертой, своего рода приправой, придающей вкус основному блюду — облику командующего. Были такие, кто принимал этот гнев за гнев Божий.

Голову Аспераманки прикрывала черная кожаная широкополая шляпа, а над шляпой развевался флаг церкви и бога Азоиаксика.

Пехотинцы Шивенинка и Брибахра устремились вперед, чтобы вступить в схватку с врагом. Видя, что исход боя решается в пользу Сиборнала, архиепископ-военачальник поманил к себе полевого командира ускутов.

— Выждите десять минут и идите в наступление, — приказал он.

Полевой командир нетерпеливо запротестовал, но ему было приказано молчать.

— Придержите свои силы, — сказал Аспераманка. Он указал затянутой в черную перчатку рукой на пехоту Брибахра, выстрелами прокладывающую себе дорогу. — Пусть потеряют немного крови.

В данное время Брибахр соперничал с Ускути за господство над северными народами. Пехота Брибахра вступила в отчаянную рукопашную схватку и понесла значительные потери. Но части ускутов не торопились вступать в бой. Малонаселенный Шивенинк слыл самой мирной областью Сиборнала среди северных народностей. То был дом Святого Колеса Харнабхара, священное для всех северян место; в битве участвовала жалкая горстка жителей Шивенинка.

Смешанный эскадрон шивенинкской конницы и отряда фагоров возглавлял лейтенант Лутерин Шокерандит. Он держался благородно и с достоинством и был заметен даже на фоне многих других воинственных фигур благородных сиборнальских господ.

Сейчас Шокерандиту сравнялось уже тринадцать лет и три теннера. Больше года прошло с тех пор, как он распрощался со своей нареченной, Инсил, и покинул Харнабхар, чтобы поступить на военную службу в Аскитоше.

Военная муштра вытопила из его тела последний жирок, накопленный за год, проведенный в беспамятстве. Он похудел, приобрел отличную выправку, походка стала небрежной, но пружинистой, что свойственно военным, вид — чванливым, но одновременно немного виноватым. И то, и другое и раньше было ему присуще, ибо было проявлением неуверенности, которую он старался скрыть.

Поговаривали, будто молодой Шокерандит сумел получить чин лейтенанта только благодаря тому, что его отец — Хранитель Колеса. Многие, даже его ближайший друг Умат Эсикананзи, гадали, как Лутерин поведет себя в бою. В характере и поведении Лутерина оставалось нечто — возможно, следствие помрачения, случившегося с ним сразу после смерти брата, — что заставляло его сторониться товарищей. Но оказавшись в седле своего лойся, он становился воплощением полной уверенности.

У него отросли длинные волосы, лицо похудело, стало орлиным, глаза горели. Восседая верхом на полуобритом лойсе и напоминая скорее фермера, чем солдата, Лутерин криком приказал своему эскадрону приготовиться к атаке, и выражение грозного восторга в его лице мгновенно превратило его в вожака, за котором стоило идти в бой. Лутерин бросился вперед, избрав целью мост, переходивший из рук в руки. По пути к мосту Лутерин оказался достаточно близко от Аспераманки, чтобы услышать сказанное тем: «Пусть потеряют немного крови». Такой предательский план подстегнул молодого Шокерандита лучше пронзительного звука трубы. Не сдерживая гнев, пришпорив лойся, он вскинул над головой затянутый в перчатку кулак.

— Вперед! — закричал он.

Вслед за ним эскадрон устремился на врага. На лилейно-белом стяге конницы Шивенинка красовался круглый знак Колеса, его внутренний и внешний круги соединялись волнистыми линиями. Треща на ветру, флаг летел над мчащимися на врага всадниками.

Потом, после битвы, атаку эскадрона Шокерандита признали решающей, переломившей ход всего дела.

Однако в тот миг до победы было еще далеко. День заканчивался, но бой продолжался. Панновальская артиллерия наконец выдвинулась на позиции и принялась методически обстреливать сиборнальские тылы, нанося немалый урон. Огонь панновальских пушек не позволил сиборнальской артиллерии выдвинуться вперед и болезнь валила одного артиллериста за другим.

Не все жители Истуриачи были заняты обстрелом панновальцев. Жены и дочери фермеров разбирали амбары на доски и складывали их в кучу. К следующему восходу Беталикса из досок соорудили две крепкие платформы, переброшенные затем через реку. Радостные крики пронеслись над сиборнальской армией. С громоподобным грохотом закованные в броню лойси северной кавалерии переправились по новым мостам на другой берег и врезались в ряды панновальцев. Обозные отряды и все сопровождающие армию, еще недавно полагавшие, что они в полной безопасности, бросились спасаться бегством и были расстреляны во множестве.

Северяне рассредоточились по всей равнине, на ходу расширяя свой фронт. Наступление армии северян знаменовали горы мертвых и умирающих.

К следующему заходу Беталикса исход битвы по-прежнему не был еще разрешен. Фреир опустился к горизонту, и на три часа воцарилась тьма. Не обращая внимания на приказания офицеров обоих армий продолжать сражение, солдаты упали на землю там, где сражались, и мгновенно заснули, в некоторых случаях — ближе полета копья от противника.

Полоски фронта тут и там освещали факелы, огонь трещал и разбрасывал искры, уносившиеся в ночь. Многие раненые умерли, и их последний вздох был подхвачен пронесшимся над равниной холодным ветром. Нондады выбирались из своих нор, чтобы стянуть у убитых оружие и одежду. Грызуны пировали, радуясь изобилию плоти. Жуки таскали части внутренностей в свои норы, готовя нежданный банкет для своих личинок.

Малое солнце планеты снова поднялось над горизонтом. Среди воинов прошли женщины и маркитанты, они несли пищу и воду, а также слова ободрения. Даже у тех, кто не был ранен, лица заливала бедность. Все разговаривали вполголоса. Все понимали: к концу этого дня будет известен исход битвы. Только фагоры стояли молча и невозмутимо, время от времени почесываясь; их светло-вишневые глаза были повернуты в сторону восходящего светила; эти существа не знали ни надежды, ни сомнения.

Над полем битвы висел прогорклый запах. Под ногами сходящихся друг с другом с намерением продолжить битву частей хлюпала грязь непонятного происхождения. Использовалось преимущество каждого выступа земли, каждой ложбины, каждого валуна или поваленного дерева. Сражение возобновили — неохотно, уже без сил, без прежней ярости. Там где проливалась людская кровь, оставались красные пятна; там, где проливалась кровь фагоров, пятна были золотые.

В этот день произошли три основных сражения. Атаки на стены Истуриачи продолжались, и панновальскому отряду удалось отвоевать и долго удерживать квартал городка, сражаясь с местными жителями и батальоном из Лорая. Маневр сил ускутов, жаждущих вступить в дело после вчерашнего промедления, был направлен к югу от моста, и в этом месте столкновение стало особенно массовым; длинные цепи солдат долго наступали друг на друга, ведя перестрелку, потом, сойдясь, шли врукопашную. Третье столкновение, длительное и отчаянное по замыслу, произошло среди повозок в лагере войск Кампаннлата, в самом тылу. Здесь снова сумели отличиться силы лейтенанта Шокерандита.