Мадам - Ксавьера Холландер

Когда все улеглись, мы подняли подлокотникинаших кресел и, укрытые покрывалами, подползли друг к другу. Я повернулась кнему спиной, ведь нам нельзя было шуметь и приходилось соблюдать крайнююосторожность. Наши тела сплелись… В порыве страсти мой партнер даже пару разчуть не упал между креслами.

Вообще было очень сложно заниматься любовью вперерывах между походами стюардесс, бежавших на различные вызовы, и хождением втуалет пассажиров. Но сама мысль о том, что мы летим на высоте девять тысяч метров,возбуждала еще больше.

Несмотря на все неудобства, мы успели триждысовокупиться с милым итальянцем. Встали мы на рассвете усталые, разбитые илипкие от спермы.

Все остальное время я приводила себя в порядоки готовилась к встрече с сестрой и ее мужем Яном. Я видела их всего однажды,когда они приезжали в Голландию в свадебное путешествие. Тогда Мона наконецвстретилась с отцом.

Как и я, Мона родилась в Индонезии, но еемать, великолепная русская балерина, сразу же после развода уехала, и отецсовсем потерял ее из виду.

Впервые увидев Мону и ее мужа, я нашла ихочень красивыми. Я была сопливой 14-летней девчонкой, но уже тогда мне хотелосьЯна. Потомок французских гугенотов, Ян был высоким, прекрасно сложенным, счерными волнистыми волосами. Одним словом – настоящий африканер, упрямый,мужественный и уверенный в себе. Работал он инженером на шахте.

Наша встреча в аэропорту была очень сердечной.Мона стала еще более цветущей, а Ян – еще красивее.

Встречать меня приехала и Деени, девушка, скоторой мы никогда не виделись, лишь переписывались через одну из моихамстердамских подружек-лесбиянок. Она узнала меня по фотографии, которую я ейкак-то послала.

Деени работала в голландской авиационнойкомпании КЛМ. Мы обменялись телефонами и договорились встретиться после моегообустройства, а потом Ян, Мона и я поехали к ним домой.

Через полчаса мы подъехали к прекрасномубелому трехэтажному дому в шикарном пригороде Иоганнесбурга, окруженномупросторными лужайками, где моя девятилетняя племянница и два племянника, шестии семи лет, играли с собаками – догом и немецкой овчаркой.

Жизнь под жарким солнцем Южной Африки былаочень проста и естественна. Ко мне все относились, как к принцессе, дажепальцем не разрешали шевельнуть, чтобы помочь кому-то в доме. Дни напролет язагорала на лужайке у бассейна.

Ночью тем более делать было нечего. В ту порув Южной Африке не было телевидения – как говорили, из-за правительства,проводившего политику апартеида. Единственное развлечение – пригласить на обедкого-нибудь из соседей. Первые две недели по вечерам я слушала в салонеклассическую музыку и присматривала за детьми, когда сестру с мужем приглашалина обеды или приемы. Ночью лишь стрекот сверчков и пение птиц нарушали мертвуютишину…

В такие моменты от мысли, что я единственныйвзрослый человек в доме, мною овладевала черная меланхолия и сильная тоска породине. Чтобы как-то убить время, я писала длинные письма родителям и друзьям.

Я очень соскучилась по сильному мужскому телу,мне были необходимы ласки и, скажем прямо, сексуальное удовлетворение. ВАмстердаме я привыкла заниматься любовью с моим другом, как минимум, раз внеделю и раза два по воскресеньям, а теперь была лишена даже самой малости.

Я уже начала страдать от отсутствия регулярныхсвязей, мне отчаянно необходим был хороший любовник. Об онанизме говорить нехочу, этим я занималась очень редко. К сожалению, вокруг меня не оказалось ниодного свободного мужчины, за исключением африканских слуг, а они меня неинтересовали. К тому же не следует забывать, что те, кто переступал расовуюграницу, рисковал угодить на 9 месяцев в тюрьму.

То, о чем я сейчас расскажу, в общем-тоаномально. Я полностью это осознаю, однако обязана быть честной по отношению ксамой себе, поэтому не намерена ничего скрывать.

Однажды я, как обычно, лежала у бассейна идумала, что могу сойти с ума, если еще некоторое время останусь без мужчины.Вдруг я обратила внимание на немецкую овчарку, лежавшую рядом со мной. Пескак-то странно себя вел. Он приставал ко мне со дня моего приезда. Почти неделюон не отходил от меня и все время обнюхивал. Можно подумать, у него былобостренный нюх на секс. Я уже больше не могла себе позволить оставатьсяделикатной и решила, что этот пес будет моим первым южноафриканским любовником!Все равно, нормально это или нет.

Я стала тихонько ласкать его рукой междузадних лап. Сразу же у пса произошла эрекция, он поднялся на ноги и влюбленнопосмотрел на меня.

Разумеется, эта любовная сцена непредназначалась для любопытных глаз прислуги.

Мы с овчаркой отправились в кабинет моегошурина. Я закрыла дверь на ключ. Кого-то это, возможно, шокирует, но в тотмомент я считала, что ситуация хоть и совершенно ненормальна, но иного выходанет, настолько я была сексуально озабочена.

Я приспустила трусики бикини и придвинула ксебе морду пса, чтобы он почувствовал мой запах. Одновременно я взяла рукой егополовой орган и увидела его – такой красный и блестящий во всю величину. Этозрелище, казалось, сводит меня с ума.

Я стала позади пса и расставила ноги. Мойклитор как раз касался того места, где начинался собачий хвост. Я началадвигаться взад-вперед и одновременно ласкать его член.

Животное было молодым и сильным. Пес шумнозадышал, его язык вывалился из пасти. Когда он взглянул на меня своим молящимвзглядом, я поняла, что собаку не зря называют лучшим другом человека. Занесколько минут я дважды успела кончить.

Ну, а бедному псу не досталось ничего. Я сталарядом с ним, продолжая массировать его член. Меня разбирало страшноелюбопытство: чем же все это кончится? Даже с чисто медицинской точки зрения? Ястала на колени, чтобы лучше все видеть. Наконец, струйка похожей на теплуюводу собачьей спермы брызнула на мои руки. Пес разочарованно взглянул, улегся исейчас же уснул.

Пусть этот эпизод и не слишком отвечаетчьим-то представлениям о приличиях, однако обе стороны хоть ненадолго испыталиоблегчение.

Спустя два дня после истории с собакой мнепоручили присмотреть за детьми, так как их родителей пригласили на свадьбу.Сначала мы с ребятами играли, а потом пошли купаться в бассейн.