Юрий Гагарин. Один полет и вся жизнь. Полная биография первого космонавта планеты Земля - Антон Первушин

Всё это пока не имело отношения к маленькому человеку по имени Юра. Мрачные события обходили его семью стороной. Однако желание приукрасить еще и его эпоху, оставив в ней только позитивные события (то есть трудовой подвиг народа, героизм полярников, выступления пионеров космонавтики), означает утратить понимание того, что находилось в основе космического прорыва и почему он был поистине невероятным, почти чудесным предприятием. При прочих равных условиях, но без торжества нацизма в Германии и установления политической диктатуры в Советском Союзе, которая изменила судьбу в том числе Сергея Королёва, Юрий Гагарин вполне мог стать хорошим летчиком, но маловероятно – космонавтом. Все более или менее значимые предпосылки для появления тяжелых баллистических ракет закладывались в суровое предвоенное время, о чем мы поговорим позже.

А сейчас вернемся в Клушино. 2 июня 1936 года семья Гагариных пополнилась еще одним ребенком – Борисом Алексеевичем. Трудиться приходилось много, поэтому, как и заведено в крестьянских семьях, часть ведения быта приходилось перекладывать на детей. О повседневности того периода подробно рассказала Анна Тимофеевна:

«В доме у нас сложилось распределение обязанностей. Хозяйство и скотина были за мной, а вся плотницкая и столярная, словом, мужская работа – за Алексеем Ивановичем.

Ему никогда не приходилось будить меня, говорить: „Нюра, вставай, корову доить пора!“ Встанешь сама часа в три утра, печь затопишь, приготовишь еду на весь день, оставишь ее на загнетке. А тут уж пора корову доить, глядишь – время и на работу идти. Вечером после дойки скотину обиходишь, вещички у ребят пересмотришь – что подштопать, что починить, а там и спать пора.

Алексей Иванович всё своими руками сделал: буфет, стол, диванчик, качку, детскую кроватку. Дом сам строил, печь сам клал. Валенки подшить или ботиночки починить – тоже его работа была. Сколько ремонта дом требует, чтобы всегда был в порядке! И никогда не приходилось мне его понукать. Если иной раз и скажешь: то-то надо сделать, то только потому, что, может, он сам не заметил.

Думается, что и ребята наши, видя, что родители без подсказки работают, тоже тянулись за нами дружно. Каждый из них свою работу знал.

Валентин подрос – за ним было угнать скотину в стадо. Вместе с отцом плотничал, починкой дома занимался. ‹…›

Зоя тоже постепенно в хозяйство входила. Вначале немудрящее только могла приготовить, потом сама хлеб ставила, караваи выпекала, а это – каждая хозяйка знает – нелегкое дело. Так же и со стиркой, уборкой. Поначалу она как следует Юру пеленать не могла, но времени немного прошло, стала Зоя такой умелой нянечкой, что я с легкой душой на нее малышей оставляла. Переоденет, накормит, спать уложит.

Юра и Борис ее слушались, выполняли, что она скажет. Младшие очень любили свою сестру. Мне кажется, они чувствовали – на девочке лежит большая забота, и потому старались ей помочь.

Как легко, приятно было возвращаться домой по вечерам! Придешь с Алексеем Ивановичем в избу, а дом убран, печка протоплена, обед сварен, ребятишки нас ждут: сидят за столом довольные, гордые, что всё к нашему приходу успели. ‹…›

Очень мы любили своих детей. Всё нам с Алешей в их занятиях было интересно. Учеба, дела, разговоры. Да и им с нами было хорошо.

У меня так и стоит перед глазами, как в зимние вечера заберется с ребятами Алексей Иванович на печку и начнет им сказки рассказывать. В сказках мудрости много, да и Алеша мой, что нужно, присочинит: или заленившегося малыша устами сказочного богатыря подковырнет, или разбаловавшихся ребят припугнет, или того, кто бахвалится, пристыдит. Ну и, конечно, любил рассмешить. Тут такой звонкий смех да веселые восклицания неслись из этого „клуба“ на печке, что самой смеяться хотелось!

А то соберутся в большой комнате у стола под висячей керосиновой лампой, просят:

– Мама! Книжку почитай.

Я всё новые книжки в избе-читальне брала. В Гжатске, когда туда по делам ездила, тоже старалась книжки купить. Потом Зоя стала ребятам читать. Однажды в магазине увидела я „Приключения Тома Сойера“. Привезла. За чтением собиралась вся семья. Алексей Иванович просил Зою всё дальше и дальше читать. Чтение закончим, а я про свое детство, про Путиловское училище, завод, Петроград вспоминаю. Потом разговор на нынешний день перейдет…»

Всё же что-то не устраивало Гагариных-старших в крестьянской жизни. Вероятно, мать семейства полагала, что полноценное образование ее дети получат только в городе, ведь у нее был соответствующий опыт. В 1938 году Гагарины приняли решение о переезде, и Алексей Иванович отправился в Брянск в гости к родственникам жены, а точнее – к семье ее младшей сестры Ольги. К тому времени паспортизация городов в основном завершилась, поэтому для семьи колхозников выехать из деревни стало довольно сложно, однако параллельно шел активный набор крестьян, занимающихся отхожими промыслами, для работы в промышленности, что даже приводило к «перегибам на местах», когда наркоматы вербовали больше, чем могли «переварить». Тем не менее у Алексея Ивановича по каким-то причинам в городе не заладилось, после чего он вернулся назад. Единственным позитивным результатом поездки стало то, что он сблизился с брянскими родственниками жены и с радостью принял их в Клушино, когда те собрались нанести ответный визит.

Дети, растущие в большой и дружной семье, обычно торопятся социализироваться, стать полезными. Юра был именно из таких. Анна Тимофеевна вспоминала:

«В сороковом году, когда приезжала к нам погостить сестра Ольга с мужем и дочкой Лидой, в доме оказалось трое малышей: Юре было шесть, Лиде – пять, а Бориске – четыре года.

Придешь с работы, сразу – на скотный двор, там тебя наша корова Зорька ждет. Тут же малышовая команда с кружками в руках. Юра определенный порядок устанавливает, командует. Говорить он сразу стал чисто, хорошо, слова звонко раздавались:

– Сегодня первой – Лидочке, она помогала корову загонять, не побоялась.

Или:

– Бориска! Вперед! Он с Зоей избу мыл.

Сам последним подходит: старший, командир. Я через плечо гляну, до чего ж они хорошие – ребятишки: волосы выгорели до белизны, у Лиды косички в стороны торчат, глаза у всех синеют, светятся.

Прямо в подставленные кружки дою, молоко туго звенит, стараюсь точно в кружку попасть.

Сейчас припоминаю: ну что такого особенного было в этом занятии? Значит, было, если не надоедало, если каждый вечер опять они меня ждали, подставляли кружки, выслушивали Юрины похвалы да его командирские оценки. Радость была».

Стремление быстрее повзрослеть подталкивало Юру к тому, чтобы быть на виду, получать признание взрослых. Старшие дети готовились к вечерам школьной самодеятельности – Юра подхватывал, разучивал вместе с ними стихи. Одно из стихотворений, которое он научился читать с выражением, запомнилось современникам настолько, что его цитируют почти во всех книгах о Гагарине. Процитирую и я: