Победы, которых могло не быть - Эрик Дуршмид

смирился с христианским присутствием в святых для каждого мусульманина местах.

Ну а если бы — Жерар де Ридефор был убит при Крессонских источниках, за несколько месяцев до катастрофического поражения при Хаттине? Гвидо Лузиньян не получил бы рокового совета.

А теперь о фактах

После 1099 года, когда крестоносцы штурмом взяли Иерусалим, делалось все возможное для поддержания хрупкого равновесия между двумя враждующими религиями, христианством и исламом, которые с равным пылом отстаивали свое право называться единственной Истинной Верой. Ситуация усугублялась постоянно нараставшим вмешательством мирских властей в божественные прерогативы Папы, а также стараниями королей и баронов использовать крестовые походы для своего обогащения. Армии крестоносцев сражались друг с другом, но в то же самое время и султанат стремительно разлагался. Затем появился Саладин. Христианские владыки, напуганные стремительным восхождением на небосвод новой яркой звезды, были вынуждены объединиться, теперь только тонкий, как папиросная бумага, мир не позволял армиям двух религий приступить ко взаимному уничтожению.

В конечном счете, сарацинское благородство взяло верх над христианским предательством. Саладин, безо всяких сомнений являвшийся самым великим и благородным воителем эпохи Крестовых походов[39], взялся за меч. Утрата в битве при Хаттине Истинного Креста вдребезги разбила все надежды франков, победа досталась не христианскому Богу, а Аллаху. Хаттин покончил с христианским владычеством на Ближнем и Среднем Востоке, все последующие крестовые походы были не более чем долгой, мучительной агонией.

После Хаттина события развивались настолько стремительно, что так и подмывает назвать их «блицкриг Саладина». Уже через три дня, 7 июля, капитулировала Тиверия, а 10 июля перед победоносным султаном распахнулись ворота Акры, затем пали Яффа и Назарет, чуть позже — Саффурия, Кесария и Хайфа. Потом — Наблус. 29 июля пал Сидон, 9 августа — Бейрут. В начале сентября граф Раймонд, бежавший в свою крепость Триполи, скончался от плеврита. Исключением был Тир, устоявший благодаря своевременному прибытию по морю графа Конрада де Монферра и его рыцарей. Саладин снял с Тира осаду, передвинулся к Аскелону и уже 5 сентября принял его капитуляцию. Отсюда он направился на север, к средоточию конфликта — Иерусалиму. Обороной Святого Города руководил Балиан Ибелинский. Саладин начал осаду 19 сентября, и вскоре его саперы пробили городскую стену. Несмотря на яростное сопротивление крестоносцев, ко 2 октября все было кончено. Город был разграблен, его христианское население частью погибло, частью попало в плен, вся христианская символика подверглась уничтожению.

Из смятения, последовавшего за триумфальным вступлением Саладина в Иерусалим, родился призыв к новым крестовым походам, дальнейшие события развивались с головокружительной быстротой. Гвидо Лузиньян, отпущенный Саладином под честное слово, отправился на Кипр. Сперва Крест взяли в свои руки король Франции Филипп II Август, Генрих II Английский и глава Священной Римской Империи Фридрих I, известный под прозвищем Барбаросса. Генрих II умер, Барбаросса утонул, а Филипп Французский вернулся во Францию. Их место занял Ричард Львиное Сердце: после многих славных сражений он покинул Святую Землю, так и не достигнув главного — вернуть Иерусалим под владычество христиан. Папа Иннокентий III организовал Четвертый Крестовый поход, однако тех, кто откликнулся на его призыв, интересовали не столько христианские святыни, сколько удачная возможность поживиться богатствами Востока. Дорвавшись до чужих земель, рыцарские орды захватили и разграбили Константинополь, грабили христианские церкви, насиловали христианских женщин. В погоне за земными ценностями были забыты ценности Мира Горнего. Начался век ересей[40], приведший власти церковные в прямое столкновение с властями мирскими. В 1229 году германский император Фридрих II, отлученный папой Григорием IX от церкви, использовал братоубийственную ссору мусульманских правителей Сирии и Египта, чтобы принудить их к подписанию мирного договора. Христиане получили, хоть и на короткое время (1229—1244), Иерусалим и другие святые места, что, однако, далеко не покончило с распрями в их собственном лагере, так как император воспользовался помощью тевтонских рыцарей Германа фон Зальца, чтобы вышвырнуть французских тамплиеров.

Королевство Иерусалимское, превратившееся после битвы при Хаттине в редкую цепочку прибрежных крепостей, пришло к своему кровавому концу 18 мая 1291 года, с падением Акры и зверским избиением ее защитников.

Иерусалим, колыбель христианства, навсегда перестал быть христианским городом.

Решающим фактором в битве при Хаттине стала безжалостная пустыня.

«...Ибо сказано, что тот, кто вступит в бесплодные земли, не воззвав к милости Аллаха, обречен погибнуть...»

25 октября 1415 г., Азенкур

Необутый сброд

«С отвагой в сердце риньтесь в бой, крича: «Господь за Гарри и Святой Георг!»

Шекспир, «Генрих V»[41]

В ночь накануне дня святого Криспина коннетабль[42] Франции Шарль д’Альбре, граф Дро, покинул армейский лагерь, чтобы осмотреть равнину, выбранную им как место предстоящей битвы. Его сопровождал герцог Алансонский. От темного, густого леса Траменкура до рощ Азенкура к безлунному небу взлетали искры сотен лагерных костров. Между коническими шатрами суетились слуги и лакеи; и роскошь шатра, и количество слуг при нем прямо зависели от богатства хозяина. Лучники в кожаных безрукавках, непременно украшенных шитым гербом сеньора, держали над головой зажженные факелы, оcвещая пространство между шатрами и прославленные штандарты, горделиво стоявшие перед каждым из них. Виват Бургундия, виват Арманьяк, Орлеан, Бурбон, Алансон, виват Брабант! Цвет рыцарства, собравшийся на свой последний турнир.

От шатрового поселка аристократии грязная проселочная дорога вела к лагерю совсем иного рода. Здесь грелись у костров арбалетчики вперемежку с кухарками, проститутками и мародерами, люди, для которых война стала средством заработать себе на хлеб, а при удаче и обогатиться. В некотором отдалении от пьяных криков, мужских проклятий и женского визга неслышно бормотал молитву коленопреклоненный монах.

Двое благородных рыцарей не обращали внимания на шум и гвалт, их глаза ощупывали темные очертания поля. За этот день коннетабль успел трижды изменить свой выбор поля будущей битвы. В конечном итоге он остановился на поле, шириной приблизительно в половину мили, принадлежавшем, как и все вокруг, сеньору Азенкура. Вассальные крестьяне недавно вспахали эту жирную, богатую землю, готовя ее к озимому севу.

Коннетабль указал на далекие огоньки английских костров.

— Мы атакуем двумя колоннами. Вы возьмете под свое командование шестьсот рыцарей и gens d’armes левого крыла. Опасайтесь английских лучников, пересеките поле поскорее и втопчите их в грязь.

— А кто будет с правым крылом? — поинтересовался герцог.

— Я. А теперь вернемся в лагерь, нужно приготовиться к турниру.

Турниром он именовал предстоящую битву. 8000 французских рыцарей, поддержанным 10000 рядовых кавалеристов и пехотинцев, противостояли жалкая 1000 кавалеристов да 5000 полуголодных лучников и пехотинцев, противник