Андрей Чикатило. Ростовское чудовище - Пьер Лоррен

Разумеется, милиция потеряла интерес к Чикатило. После формального допроса его отпустили: Не могли же они, в самом деле, арестовать его за сексуальное непостоянство!

Что касается Кравченко, то он отказался от своих показаний и пожаловался на жестокое обращение, но ничего не помогло. Нужен был виновный, и этот вполне подходил. Двух положенных по закону месяцев хватило для того, чтобы подготовить дело для передачи в суд. И только тогда подсудимый смог обратиться к адвокату. Как правило, защитника назначало Министерство юстиции, но обвиняемый мог и сам выбрать его. Если же располагал средствами, то мог даже пригласить кого-нибудь из асов адвокатуры.

Даже самый компетентный адвокат, поскольку не был допущен к делу во время следствия, мог составить себе представление о нем лишь на основании собранных прокуратурой документов. При таких условиях правильную линию защиты выработать можно было лишь тогда, когда в обвинительном заключении наличествуют серьезные упущения. В большинстве же случаев адвокаты, напирая на смягчающие вину обстоятельства, просили суд о снисхождении.

С 1990 года адвокаты получили право помогать клиентам сразу после возбуждения уголовного дела. Сейчас они добиваются возможности приступить к работе еще до заключения под стражу, с момента задержания.

Но в 1979 году права защиты были еще очень ограниченными. Кравченко предстал перед Ростовским областным судом, где председательствовал судья Алексеев.

В то время суды создавались при помощи выборов. Они состояли из судьи и двух народных заседателей, избираемых на пять лет. У заседателей были равные права с судьей, единственная разница между ними заключалась в том, что последний председательствовал в суде. Принимая окончательные решения, члены суда определяли меру наказания в соответствии с Уголовным кодексом[7].

После короткого заседания Ростовский областной народный суд приговорил Кравченко к высшей мере наказания, и это несмотря на его запирательства, которых, однако, было вполне достаточно для того, чтобы Верховный суд России отменил приговор и направил дело на доследование. Но этого никто не сделал.

В 1981 году Кравченко вновь предстал перед Ростовским областным судом, на этот раз под председательством судьи Ростаногова. Приговор, основанный на тех же следственных материалах, что и во время первого процесса, остался прежний, то есть смертный. Верховный суд под председательством судьи Смаква утвердил его, и 23 марта 1982 года Александр Кравченко был казнен. Ему исполнилось тогда двадцать девять лет.

* * *

Через девять лет после этого Чикатило признался в убийстве маленькой Лены, и в 1992 году президиум Верховного суда России реабилитировал Кравченко.

Исса Костоев, следователь, благодаря которому был задержан настоящий убийца (и о котором мы еще будем говорить в следующих главах) отправился вместе с двумя помощниками в затерянное посреди степей украинское село, где жила мать Кравченко.

Старая крестьянка радушно приняла городских гостей, напоила чаем. Костоев не знал, как начать разговор. В конце концов, набрав побольше воздуха, как будто готовясь нырнуть, он пробормотал:

— Ваш сын был невиновен. Его казнили напрасно.

На лице старухи отразились разом и жгучее горе, и полное непонимание: она уже много лет не имела никаких вестей от Александра и не знала о том, что его расстреляли. Никому — ни в суде, ни в милиции — и в голову не пришло сообщить матери об участи сына…

После признаний, сделанных Чикатило, в конце 1990 года ростовская прокуратура вновь вернулась к расследованию давнего дела Кравченко.

«Ошибки» сотрудников милиции были выявлены быстро: халатность, нарушение прав подследственного, давление с целью добиться признаний, отсутствие какого-либо критического суждения. Так, Кравченко не мог назвать хотя бы приблизительно возраст девочки, сказать, где он спрятал орудие убийства — кухонный нож. Кроме того, свидетельнице, которая незадолго до убийства видела маленькую Лену рядом с мужчиной и точно его описала, даже не устроили очной ставки с предполагаемым убийцей (равно как и с Чикатило). Следователь также получил свою порцию плетей: он собирал лишь обвинительные аргументы.

И все же в результате расследования не было предъявлено обвинение тем, по чьей вине Кравченко был казнен. Прокуратура, судя по всему, не в состоянии была определить, за какое преступление или правонарушение их следует наказать. И потом, разве можно было продемонстрировать, что они осудили невиновного, зная, что делают?

Приходилось принимать в расчет и другое соображение, на этот раз скорее политического плана: подобный опыт «правосудия» был, к сожалению, при советском режиме достаточно распространенным явлением. Идеологические требования порой преобладали над соображениями, продиктованными простым здравым смыслом. И, поскольку преступность считалась чисто капиталистическим явлением, она должна была исчезать по мере строительства социалистического общества. Под этим подразумевалось, что статистика преступлений и правонарушений[8] должна уменьшаться с каждым годом.

Но влияние планирования не ограничивалось уменьшением числа правонарушений. Милиция со своей стороны должна была работать все лучше и лучше и добиваться все более убедительных результатов. Эти успехи исчислялись при помощи обязательного для сотрудников отделов уголовных расследований «процента раскрываемости».

Для Амурхана Яндиева, следователя по особо важным делам Ростовской областной прокуратуры, извращенные последствия были весьма значимыми:

— Существование пресловутого «процента» заставляет иногда прибегать к добыванию результата любой ценой.

В самом деле, при подобной системе судебные следователи стремятся уже не к тому, чтобы найти того, кто совершил данное преступление, а к тому, чтобы как можно меньше уголовных дел осталось нераскрытыми. А это означало, что любого подозреваемого можно превратить в несомненного преступника.

Известно, что в любой стране мира, где полицию вынуждают добиться результата — делается это по политическим причинам или ради того, чтобы успокоить общественное мнение, испуганное ростом терроризма или преступности, — вскоре начинаются злоупотребления.

В 1975 году в Великобритании, во время правления лейбористского премьер-министра Гарольда Уилсона, сотрудники британской полиции, которая считается одной из самых надежных в мире, не постеснялись подделать улики ради того, чтобы отправить в тюрьму шестерых бирмингемцев (оправданы лондонским судом 14 марта 1990 года), представив их виновными в покушениях на убийство.