Четыре сестры - Малика Ферджух

абсолютно серьезный вид. Коломба неуверенно покосилась на нее. Они вернулись в гостевую спальню. Коломба открыла свой чемодан и начала разбирать вещи. Беттина подавила всхлип, увидев только белые и/или темно-синие одежки, аккуратно свернутые, скатанные, выложенные в ряд.

– Ты боишься призраков? – спросила Беттина.

– Нет. Но тут есть где разгуляться фантазии, правда?

Беттина некоторое время смотрела на нее, открыв рот. Ну и заковыристые же фразы выдает эта девчонка!

– Энид любит сочинять.

– Но вид у нее был очень убежденный. И она, похоже, вправду испугалась.

– Она все выдумывает… Слушай, ты какой размер носишь? – воскликнула Беттина, увидев, как Коломба достает из чемодана белье (разумеется, тоже бело-синее).

Коломба залилась краской.

– 75В, – ответила она. – Я знаю, у меня слишком большая грудь для моего возраста.

Беттина промолчала. Конечно, она же не могла сказать Коломбе, что вовсе нет, не такая уж большая у нее грудь. И что ей это очень даже идет! И что она, Беттина, частенько мечтала носить…

Ничего этого она не сказала. Просто ответила:

– Если она не мешает тебе читать…

Коломба улыбнулась. На лице Беттины не дрогнул ни один мускул. Коломба сложила еще два бюстгальтера.

– Думаешь, Энид выдумала призрака?

Она уже достала с этой историей, подумала Беттина. Типа хочет поддержать разговор.

– Энид еще рассказывает про человечков, которые живут в вереске и под грибами.

– Я тоже в ее возрасте…

– Я тебя оставлю. Я показала тебе все, что может понадобиться. У меня дела.

Только не показывать ей, что ее можно счесть интересной.

– Ладно, – кивнула Коломба. – Пока.

Спускаясь вниз, Беттина невольно подумала, что, помимо суперской улыбки и суперской груди, у этой недотроги просто восхитительные голубые глаза.

* * *

Мягкий и добродушный нрав гостьи подействовал на всех пятерых сестер как успокоительное.

Шарли она напомнила вязаную грелку на чайник тети Лукреции, Энид – детские книги мамы, красные с золотом, в ящике на чердаке, Беттине – их старый Trivial Pursuit[6] без фишек.

Коломба знала ответы на любой вопрос. Даже если спросить, за сколько времени сколопендра обежит ствол такамаки[7], она наверняка ответит: «Девять секунд с четвертью в дождь, пять с половиной в сухую погоду».

Для Женевьевы она была кружевным воротничком фасона «Клодина», который мирно спал, сложенный в шкафу на втором этаже. Гортензии она ничего особенного не напоминала, но благодаря ей заветная тетрадь была вырвана из когтей Беттины, и за это Гортензия навсегда подарила Коломбе свою симпатию.

Для Базиля, навестившего их в тот же день, она стала просто еще одной хорошенькой девочкой в женском бастионе Виль-Эрве.

Было воскресенье, он пришел в пять часов. И, как всегда, когда его визит приходился на пять часов в воскресенье, Базиль принес пирожные.

– Из «Ангела Эртбиза», – уточнил он.

Это была самая знаменитая кондитерская в городе. Энид украдкой показала язык Беттине, которая сделала вид, будто не заметила.

– Я видел бедный клен, – сказал Базиль, разматывая полутораметровый шарф. – Он увлекся спелеологией?

– Небо обрушилось ему на голову.

– Счастье еще, что не на дом.

– Небо или клен?

– Он мог убить Энид. Эта дурочка болталась там среди ночи.

– Что ты делала ночью на улице, Энид?

– Она искала свою летучую мышь. Да и до сих пор ищет.

– Может, это она пела утром в парке?

Энид никому ничего не ответила. Ей не померещилось, она точно знала. Она слышала призрака. Но убеждать старших – все равно что хотеть, чтобы изжеванная жвачка сохраняла вкус. Она смутно надеялась, что Базиль примет ее всерьез. Но он вскоре отвернулся – его больше интересовало, как Шарли на диване рассеянно скрещивала ноги. Зрелище, казалось, его завораживало.

– Очень-очень вкусная эта твоя «маркиза»! – похвалила Гортензия, протягивая мини-кусочек упомянутой «маркизы». – Куда лучше, чем чей-то каштановый джем!

– Спасибо! – саркастически поблагодарила ее Шарли.

– Спасибо, – отозвался Базиль, ничего не знавший о кулинарных опытах своей Дульсинеи. – Ты заглянула в мою книгу? – добавил он, обращаясь к упомянутой Дульсинее.

– Твою книгу? – Шарли только сейчас о ней вспомнила. – Ту, что ты дал Энид? Да, да. Но успела только заглянуть.

– Хочешь попробовать каштановый джем Шарли, Базиль? – прошелестела Гортензия, чтобы добить сестру.

– Откажись, – посоветовала Беттина. – Иначе твои сны о Шарли улетучатся.

– Мои сны… – вздохнул Базиль. – Шарли знает, что она живет в них всегда.

Беттина громко фыркнула: пуфф! Женевьева прикусила большой палец. Коломба подняла голову от чашки и рассмотрела все от Базиля, что могла рассмотреть с того места, где сидела: три четверти левого профиля и мочку уха.

– Банальность, – сказала Шарли тоном, говорившим, что она тронута. – Но красивая.

Коломба увидела, как она склонилась к левому профилю и с улыбкой запечатлела на нем поцелуй.

– Спасибо, – шепнула Шарли мочке уха, которая стала ярко-розовой.

А Энид ломала голову, когда же эти большие тупицы (явно глухие к тому же!) заметят, что призрак играет свою музыку как раз сейчас и что слышит ее она одна!

6

Один шоколад, один! или Жалоба дровосека

Шарли шла, покачивая пустой корзиной для дров. Было уже темно, всего-то в половине шестого, и довольно прохладно. Ветер вновь набрал силу, и она не жалела, что надела свой любимый самый-старый-самый-толстый-свитер. Разумеется, ей подумалось (на минутку), что в этой штуке она вряд ли достигнет вершин великолепия… Ну и ладно. Все равно здесь только старый добрый Базиль.

Шарли бодро шла в сторону поленницы на западе парка. Услышав за спиной знакомые шаги, она притормозила, и две руки обняли ее за талию. Не оборачиваясь, она узнала Базиля, как узнала и его поцелуй, когда он обнял ее. Это был мирный поцелуй, знакомый, почти дружеский. Когда он закончился, Шарли не открыла глаза.

– Кто? – спросила она и прыснула.

Базиль не спеша застегнул воротник ее куртки и освободил Шарли от корзины. Они пошли дальше.

– Тебе не тяжело? – спросил он.

– Шутишь? Корзина же пуста.

– Я про этот дом, про нагрузки, про твоих сестер…

Шарли остановилась.

– Что ты виляешь? Хочешь на мне жениться и стать главой семьи?

– Почему бы нет?

После паузы:

– Ведь вы одни уже больше полутора лет, верно?

– Ты хочешь сказать, с тех пор как умерли мама и папа?

– Да.

– Девятнадцать месяцев и двадцать два дня. Она забрала у него корзину и повертела ее в руке.

– Нарубим дров?

– Почему бы нет? – повторил Базиль. – Жизнь будет для тебя намного проще.

– Если это твой единственный мотив, то ответ – нет, доктор.

Он снова обнял ее. В темноте парка он видел только маленький сияющий полумесяц ее улыбки, ничего больше.

– Дурочка, – прошептал