Ведьма и закон. Игры вестников - Евгения Чепенко

И возвращаясь к Гюду, вполне вероятно, что он соврал и насчет личности нефилима.

Возобновить свои вопросы Маруся отважилась только в телепорту. На этот раз Лик среагировал благожелательно.

– Нет. Локи действительно трикстер[8], но как любой трикстер он склонен избирать круг доверия. Если б он хотел меня реально обмануть с браслетом, он бы это сделал, а так просто по-дружески схулиганил. Он без шуток не может.

– Странная шутка, – не удержалась от тихого комментария ведьма.

Шеф улыбнулся:

– У каждого свой юмор. Если б он знал нефилима, он бы намекнул.

– Что теперь?

– Теперь вернемся и подождем, что выяснит Зверобой.

– Вот красота из красот.

Лик удивленно улыбнулся реакции Маруси на доставленный к нему в кабинет спецкурьером браслет. Раньше Козлова не проявляла столь эмоциональных эстетических предпочтений. Он, конечно, давно приметил среди ее украшений раритетное кольцо, но не придавал этому факту особого значения. У многих древних родов есть свои вещи и вещицы, переходящие от поколения к поколению. Привычное, каждодневное, а потому ожидать от наследника осознанного понимания ценности родовых предметов приходится крайне редко.

– Кто же такое выбрасывает с трупом в болото? Кощунство немыслимое! – продолжала ворковать ведьма, постукивая ноготком по стеклу защитного куба.

– А вот это, кстати, мысль, – оторвался от размышлений Лик. – Бронза чем-то необычным не являлась, зато сам браслет бесценен. Кто додумался не забрать оплот величайшей и к тому же неименной мудрости? Если и убивать нефилима, то только ради такой вот игрушки в первую очередь.

– Так может, нельзя было забрать совсем или, к примеру, на тот момент не дали забрать, – предположила Руся. Она еще раз постучала по стеклу. Старый Вукола убил бы за такую великолепность.

– Даже если не дали сразу, можно было вернуться и снять. Создание – не человек, у созданий преград мало. Только если браслет на знахаря не надели после.

– После? В смысле после убийства? – Маруся на мгновение задумалась и наконец обратила внимание на шефа. – Вывод логичный, но мутный.

Лик недовольно нахмурился последним словам ведьмы. Без году неделя, а оспаривает его выводы. Только сомневаться в ней перестал, характеристику дал отличную, а она… Выскочкой была, выскочкой и остается.

– Вывод большей вероятности. А без мутности не выйдет, труп на чернослив похож.

– На изюм, – безо всяких возражений или колебаний поправила Козлова. – Изюм коричневый, чернослив темно-синий.

– И теперь из-за тебя я не смогу есть ни то ни другое. – Эйдолона передернуло.

Маруся удивленно подняла брови:

– А до моих слов нормально было?

– А до твоих слов я не сравнивал визуально фрукты с трупом, только труп с фруктами. Это разные вещи. Барьеры же в наших головах надо понимать. Не все такие небрезгливые, как вы, мадам.

Козлова фыркнула, однако вопреки ожиданиям Эйдолона продолжать спор не стала и «мадам» не исправила, только спросила:

– Зачем?

– Откуда мне знать – зачем. – Лик вздохнул и уставился на проплывающие за прозрачной стеной ватные облака. – Свидетелей нет, вскрыть его не разрешат, из личных вещей шнурок да браслет. И нефилимов давно нет уже.

Ведьма рассеянно подумала, что шеф удивительным образом понял, к какой части их прежнего диалога относился ее вопрос «зачем», но потом, после слов о потере нефилимов, она и думать позабыла обо всем на свете.

– Почему нет? Дед Куля говорил, что лично встречал живого полуангела.

Ликург прекратил созерцательные упражнения.

– Дед Куля?

– Ну да, – кивнула с готовностью Козлова. – Он был влюблен в бабулю, я к нему до сих пор в гости летаю.

– Звони ему. Предупреди, что мы скоро будем.

– Позвонить не выйдет. Он у нас отшельник, сам, когда надо, вызывает, а извне не пробиться.

– Я сдам браслет, а ты выездные документы составь. Чем быстрее побеседуем с твоим дедом, тем лучше.

– Есть, шеф. – Маруся пожала плечами, развернулась и выскочила из кабинета, размышляя на ходу о том, как воспримет незваного гостя змий-отшельник. Честно говоря, Руся предполагала, что не очень. В конце концов, на то и отшельник, чтоб гостей к себе не ждать. Только это ее «не очень» не пошло ни в какое сравнение с реальностью.

– Эйдолона?! В мой дом?! – голосил дед Куля, изрыгая горючую смесь на голову неизвестно чем провинившегося бога. Бог в свою очередь скакал по приусадебному участку, словно заяц, стараясь увернуться от легковоспламеняющейся слюны дракона.

– Дедуля, да чем же он не угодил? – Руся в целом не пыталась остановить Кулю. Когда боги и драконы берутся спорить – драться или дружить, созданиям не столь глобальным стоит держаться слегка в стороне. Вмешательство Козловой обуславливалось только одним моментом: помешать поджечь шефа ведьма посчитала своей должностной обязанностью. А так, по-хорошему, ей бы помалкивать.

– Сколько крови! Сколько крови! Род этот пролил сколько! – Теперь дед старался выбить искры из чешуи на тыльной стороне ладони аккурат на неугодного гостя.

– Его зовут Ликург, и крови он не проливал! Он людей защищает. Кто мне говорил, что дитя за родителя не в ответе?

Вукола издал протяжный булькающий рык и остановился.

– Так уж прям не проливал. – Саркастичные нотки промелькнули в голосе змия. Лик, который остановился в паре метров от хозяина дома, спрятавшись за стволом старого дуба, перевел дыхание.

– А ну выйди, я погляжу.

Эйдолон осторожно выглянул.

Змий старчески сощурился, а спустя секунду взревел с новой силой:

– Как же не проливал? Вон она! Вижу на нем! Ах ты…

Маруся с ужасом поняла, что сейчас узреет деда Кулю за его истинным призванием – уничтожением сущего зла. За свою пока еще короткую жизнь и личное общение с ласковым и безобидным древним созданием она как-то позабыла, что это древнее создание заканчивало войны и стирало с планеты поселения. Все как легенды воспринимала, да и не более, наивная душа.

Что есть мочи Козлова побежала к дубу, где готовился в бою принять неминуемую смерть ее все же в чем-то повинный шеф.

Лик освободился от серой маски, готовясь к сражению, как вдруг и его внимание, и внимание змия привлекла несущаяся с противоположной стороны двора ведьма. Она размахивала руками и истошно вопила:

– Деда, я его люблю! Не смей! Люблю его! Живого люблю! Очень живого!