Игра без козырей - Дик Фрэнсис

— Ты спустишься к обеду? — За спокойным тоном Чарлза скрывалось напряжение.

Я вспомнил весь его тяжелый труд с камнями и все его маневры, чтобы заполучить на обед гостей и меня, и просто не мог отказать. Кроме того, меня самого все больше интересовали его намерения.

— Да, — кивнул я, — пусть для меня принесут ложку.

Поднявшись к себе, я лег в постель, весь мокрый от пота и скрючившийся от боли. Хотя пуля не задела жизненно важные органы, а только продырявила кишки, выстрелом обожгло и слегка повредило какие-то нервы. В больнице предупредили, что на поправку нужно время и чувствовать себя хорошо я буду далеко не сразу. Меня совсем не радовало, что врачи оказались правы.

Я слышал, как приехали гости, слышал их громкие оживленные голоса, когда они поднимались в отведенные им комнаты, слышал, как хлопали двери, текла в ванных вода, слышал скрип отодвигаемых стульев, а затем веселую болтовню, когда они, переодевшись, проходили мимо моих дверей и спускались в столовую. Я заставил себя встать, снять джинсы и свитер, в которых лучше всего себя чувствовал, и надеть белую рубашку и темно-серый костюм.

Когда я причесывался, из зеркала на меня смотрело бледное, изможденное лицо с темными провалами глаз. Череп на празднике... Я гадко ухмыльнулся своему отражению. Мне стало легче, но совсем чуть-чуть.

В тот момент, когда я начал спускаться по лестнице, Чарлз и его гости через холл переходили из маленькой гостиной в столовую. На мужчинах были смокинги, на женщинах — длинные платья. Чарлз умышленно не предупредил меня. Он знал, что в моем гардеробе выздоравливающего черный галстук не предусмотрен.

Адмирал не остановился и не представил меня, только слегка кивнул и направился прямо в столовую, галантно беседуя с пухленькой маленькой женщиной, которая шла рядом. За ними шла Виола с высокой, темноволосой, потрясающе красивой девушкой. Виола, пожилая вдовая кузина Чарлза, с озабоченной и смущенной улыбкой мельком взглянула на меня. Я удивился, не поняв, в чем дело. Обычно она доброжелательно встречала меня и всего несколько недель назад присылала в больницу теплые записки с пожеланием скорейшего выздоровления. Девушка, шедшая рядом с ней, едва скользнула взглядом по лестнице, а мужчины, замыкавшие процессию, и вовсе не заметили, что кто-то стоит на ступеньках.

Пожав плечами, я последовал за ними в столовую и безошибочно угадал место, предназначенное для меня. Там лежали ложка, вилка и стоял лишь один бокал. Мое место оказалось в центре одной из сторон стола. Напротив никто не сидел. Чарлз рассаживал гостей: он, как обычно, — во главе стола, с пухленькой миссис ван Дизарт справа и безукоризненной миссис Крей слева. Я сидел между миссис Крей и Рексом ван Дизартом. Чарлз никого не представлял, и я постепенно сам рассортировал их по именам.

Каждая группка за столом погрузилась в оживленную болтовню и обращала на меня столько же внимания, сколько водители на знаки ограничения скорости на дорогах. Я подумал, не лучше ли мне пойти полежать.

Лакей, которого Чарлз нанимал для таких случаев, принес каждому маленькую супницу с черепаховым супом. В моей оказался мясной сок. Хлеб был передан, ложки звякали, перец и соль были посыпаны, все принялись за черепаховый суп, а мне еще никто не сказал ни единого слова, хотя гости уже с любопытством поглядывали на меня. Миссис ван Дизарт то и дело переводила фарфоровые голубые глаза с меня на Чарлза, приглашая его представить меня. Но ничего не менялось. Он продолжал беседовать с двумя дамами, как бы ничего не замечая, хотя несколько рассеянно.

Рекс ван Дизарт, сидевший слева, вскинув брови, с невыразительной улыбкой предложил мне хлеб. Это был крупный мужчина с плоским бледным лицом и властными манерами. Очки в массивной темной оправе скрывали глаза. Когда я отказался, он поставил корзинку с хлебом в центр стола, равнодушно кивнул и снова повернулся к Виоле.

Еще до того, как Дизарт заговорил о кварцах, я догадался, что весь спектакль с камнями готовился для Говарда Крея. Я с первого взгляда почувствовал к нему настолько сильную антипатию, что это меня смутило. Если Чарлз планировал, что я когда-нибудь буду работать для мистера Крея, вместе с ним или просто около него, то ему придется передумать.

Мистер Крей, важный мужчина лет сорока восьми — пятидесяти, сохранил плечи, бедра и талию сорокалетнего. Смокинг сидел на нем, будто вторая кожа, и когда он случайно и словно бы невзначай жестикулировал, то показывал ухоженные руки с великолепным маникюром.

У него были аккуратно подстриженные седеющие темно-русые волосы, прямые брови, узкий нос, маленький жесткий рот, круглый свежевыбритый подбородок и очень высокие нижние веки, чуть не до половины закрывавшие глаза, отчего взгляд казался замкнутым и скрытным.

Лицо-маска, тщательно скрывавшее в глубине что-то порочное. Я просто почуял это через стол. Воображение подсказало мне, что ему знакомы многие пороки. Но внешне он был обаятелен, даже слишком. По своему опыту я чувствовал, что этот тип отвратителен и фальшив.

— ...И вот, когда мы с Дорией попали в Нью-Йорк, я посмотрел на этих ребят в вычурном хрустальном дворце на Первой авеню, — услышал я, как мистер Крей рассказывает Виоле, — и заставил их шевелиться. Этим дипломатам, которые только и умеют модно одеваться, надо дать толчок: у них абсолютно нет собственной инициативы. Послушайте, сказал я им, односторонние действия не только нецелесообразны, они непрактичны. Но эти парни так закостенели в местном прагматизме, что у квалифицированного мнения столько же шансов пробить их оболочку, сколько у ртути просочиться сквозь гранит.

Виола с умным видом кивала, хотя не понимала ни слова. Претенциозная пустая болтовня свободно обтекала ее здравомыслящую голову, не оставляя в ней никаких следов. Эти всполохи красноречия казались мне частью какой-то гигантской аферы, их задача была вызвать доверие у присутствующих и подавить их важностью и значительностью. Но я не мог поверить, чтобы Чарлз обманулся такими фальшивыми блестками. Невероятно. Совсем не похоже на моего хитроумного и хладнокровного тестя. А между тем мистер ван Дизарт ловил каждое слово.

Покончив с черепаховым супом, миссис ван Дизарт, сидевшая на другом конце стола, не могла больше сдерживать любопытство. Отложив ложку и уставившись на меня, она спросила у Чарлза тихо, но отчетливо:

— Кто это?

Все повернули головы к Чарлзу, будто только и ждали этого вопроса. Адмирал, задрав подбородок, произнес громко и внятно, так, чтобы все слышали ответ:

— Это мой зять.

Его слова прозвучали легко, насмешливо и бесконечно презрительно и задели меня за живое, хотя я полагал, что меня уже ничто не сможет задеть. Я резко повернулся к нему и встретился с его ничего не выражающим, пустым взглядом.

Я невольно посмотрел вверх, на стену за его спиной. Там уже много лет, и определенно сегодня утром, висел мой написанный маслом портрет верхом на лошади. Художник схватил тот момент, когда я беру препятствие в Челтенхеме. Сейчас его заменил старомодный морской пейзаж викторианской эпохи с потемневшим от времени лаком.