Времени тонкая нить. Кирилл Лавров - Михаил Константинович Зарубин

Когда я начал говорить о расположении первого этажа, спросил меня с нескрываемым удивлением: «Как первый этаж? Он же закроет все входы и выходы из декорационных сараев на сцену. А работа мастерских? Нет, не годится. Надо думать».

Мы долго еще о чем-то говорили, перебивая и дополняя друг друга. У Лаврова было приподнятое настроение, он обнял меня:

— Спасибо!

Мне было приятно. Но я понимал, что мое предложение — это только идея, которую еще предстоит реализовать. Догадывался, сколько будет у этой идеи противников и злопыхателей, сколько ядовитых стрел выпустят в нас в случае неудачи!

Наша организация совместно с дирекцией БДТ стала заниматься изыскательскими работами для нового корпуса, пока на общественных началах, а Лавров — «выбиванием» денег под строительство.

Вспомним, это был 2000–2001 год. Страна выходила из экономического коллапса. Да, деньги в бюджете были — но только на самое необходимое. Да, новое строительство вели, но при чем здесь театры? Театры, особенно провинциальные, находились практически на грани вымирания. Неумолимо падал престиж актерской профессии. Труппы были не укомплектованы, из театров массово уходили мужчины, мизерная зарплата не позволяла им кормить семью. Обновлять труппы стало проблематичным. Молодых героев играли актеры весьма почтенного возраста, потому что театры не могли приглашать молодых специалистов — нет жилья. И еще много, много проблем… Такой была жизнь.

На ремонт, на поддержание зданий, чтобы элементарно не развалились, денег не хватало, а здесь — новое строительство административно-хозяйственного корпуса! Ишь, размахнулись!

Верил ли я, что у Лаврова получится? Честно сказать, сомневался. В городе таких денег не было, а в федеральном центре… Не пойдет же он к президенту, рассуждал я. А так хотелось, чтоб получилось!

А у нас первые скважины показали такое, чего ожидать я никак не мог. Насыпные грунты здесь состояли из песка, супеси с включением гальки, гравия, кирпича. Следующий слой толщиной четыре метра — это супеси с торфом, они обладают способностью значительно и неравномерно сжиматься под действием внешних нагрузок. Дальше идут пылеватые пески, стоит только нарушить естественный слой — и под действием динамических нагрузок они переходят в плывунное состояние. И только лишь на глубине пятнадцати — шестнадцати метров от поверхности находятся суглинки, только здесь есть на что опереться фундаменту. Кроме того, близко грунтовые воды. А плюс к тому река Фонтанка подвержена колебаниям, когда сильный ветер гонит в реку воды Финского залива.

То есть, отчет изысканий получился — хоть плачь.

После долгих споров, раздумий, привлечения специалистов остановились на варианте: фундаменты нужно выполнить с учетом геологических и гидрологических условий площадки, и, как сразу решили, на свайном основании. Сваи буронабивные, шестнадцать метров. И применять непременно щадящую технологию по отношению к существующим зданиям БДТ. Они стали тогда главной проблемой. Кому нужен новый корпус, если трещинами пойдут здания мастерских, декорационных сараев и, не приведи господи, самого театра, стены которого и без того покрыты трещинами?

Печальных примеров тому, как при непродуманных действиях строителей возникают подвижки грунта, предостаточно. Город уже лишился исторических зданий, расположенных на Невском проспекте 55 и 59. Трещины появились на фасадах дома номер 53. Капелла затрещала при строительстве галереи бутиков «Гранд Палас». Очень много зданий старого города находятся в состоянии неустойчивого равновесия, как весы. Поэтому ни в коем случае нельзя, не проверив грунт, ломать здание: наш «студень» из-под рядом стоящего здания тут же перетечет в ослабленное место. Не нужно забывать, что это на самом деле плывун, жидкообразная масса, но не грунт в обычном понимании этого слова.

Многие здания в городе стоят на деревянных лежнях, которые за двести — триста лет окаменели в грунтовых водах. Когда рядом начинают рыть котлован, уровень воды опускается, дерево начинает гнить, и фундамент соседнего дома «плывет». Здания исторической застройки стоят стена к стене, поддерживая друг друга так, что нельзя снести один дом, не повредив стоящий рядом. Поэтому, я уверен (да и любой, знающий грунтовую обстановку в городе строитель меня поддержит): в центре можно заниматься только реставрацией и реконструкцией старых зданий, а новые строить лишь за чертой исторического центра, на надежных грунтах. Те же грунты, что в центре, при незначительном воздействии переходят из твердого состояния в сметанообразную или вязкую жидкость. Относительное благополучие старой застройки было обусловлено требованиями ограничения нагрузки, передаваемой от зданий грунтам: высота их по обязательным для всех строителей условиям не должна была превышать карниза Зимнего дворца. И правило это неукоснительно соблюдалось, и даже при этом печальной закономерностью для центра города стала деформация старой малоэтажной застройки.

Все это не давало мне покоя. Скоро я понял, что даже с использованием технологии буронабивных свай все может случиться. Не исключен наплыв грунта в скважину из-под рядом стоящего здания. Случилось же такое при строительстве гостиницы «Невский Палас», например, когда просели соседние здания. Я этого боялся больше всего. Нынешние шустрые строители, работающие в центре старого города, часто на эту опасность попросту не обращают внимания, надеясь на авось. А то и вовсе не знают о ней, и знать не хотят. В результате мы можем вообще потерять историческую часть города — уникальную, между прочим: такой нет больше нигде в мире. Старых городов с памятниками исторической архитектуры много, но среди них нет пятимиллионного. Кроме того, в Петербурге, относительно молодом, наиболее ценными считаются по международным стандартам именно изначальная планировка и «генетический код города». То есть соотношение ширины улиц с высотой зданий. В Венеции, с которой Петербург часто сравнивают, застройка тоже не менялась веками, но там живет всего шестьдесят тысяч человек.

Весь центр Петербурга признан ЮНЕСКО объектом всемирного наследия. Но сегодня, при выходе с Московского вокзала на площадь, каждый из нас, любящий и знающий свой город, немеет, когда видит, что на углу Невского и улицы Восстания снесен целый квартал. На Гончарной разрушено несколько зданий XVIII–XIX веков. А ради нового вокзала высокоскоростной магистрали до Москвы уничтожили красивейшие особняки. При этом вокзала до сих пор нет. На углу Невского и Мойки стоит в лесах дом Чичерина (долгое время здесь находился кинотеатр «Баррикада»). Тоже памятник архитектуры, одно из знаковых зданий ансамбля Невского проспекта. Здесь жили Грибоедов, Кюхельбекер, Кваренги, помещалось Благородное Собрание. После 1917 года Максим Горький основал в этих стенах Дом искусств, приютивший Гумилева, Мандельштама, Ходасевича, Зощенко. И все рушится. Остаются одни фасады. Нет больше и Овального кабинета, который оставался последним элементом бывшего Зимнего дворца Елизаветы Петровны, построенного по проекту Растрелли в 1755 году. Рушится история.

На эту больную тему мы часто говорили и во время изыскательских работ.