Чай для призрака - Дарья Гущина

Она долила каждому свой чай, попятилась к тайной дверце и добавила:

–Я вас оставлю. Бью, кто тебя после проводит?

–Брат,– шмыгнула носом девушка.– Он лодочник. Ждёт у причала.

–Час у вас точно есть,– повторила матушка Шанэ, открывая дверь.

–Подождите,– Бью отёрла слёзы и встала.– Вы… Как вы узнали?.. Что случилось?.. Ну и…– её губы снова дрогнули предательски.

–Осенние листья нашептали,– подмигнула матушка.– Подробности расскажу позже. Знаю, ты, как и все семиреченцы, не очень-то веришь в призраков и мой дар. А он есть. Но о нём – потом. Хочешь – оставайся после и поговорим. Или заходи в любое время. Я всегда буду тебе рада, Бью. А теперь прощайтесь, дети.

И она ушла, тихо притворив дверь.

Хвала вечным пескам, всё получилось.

–Сынок, я же не раз тебе говорила: не все души убитых на мой огонёк приходят,– матушка Шанэ терпеливо улыбнулась.– Моего приюта и помощи ищут лишь незнающие – кто их убил, зачем, почему. Это и при жизни случается: человек не знает, мечется, мучается, ищет ответа, не находит – и придумывает, и верит в него. И перерождается для новой веры и нового себя. То же и с душой происходит, только она ещё и силу рек вбирает, пока мечется. И потому Лодочник не может сразу до души добраться.

Она пригубила чаю и добавила:

–А если человек знает, кто – или до смерти узнаёт, или сразу после, или подозревает, что убьют его,– чего ж ему метаться? Да, обидно, да, отомстить хочется, но главное – он знает. И Лодочник тоже – где именно душа находится. Иначе бы – слыхала я от зятя, сколько в трущобах за ночь народу порезать могут,– у меня бы тут не протолкнуться было.

–И ваша сила распространяется не только на Семиречье, но и на города-соседи?– уточнил Рьен на всякий случай и не для себя.

А для третьего собеседника – седоусого сыскника из близлежащего, всего-то ночь вниз по реке Тягучей, крохотного городка Мелкодонье. Мастер Тьёш выглядел угрюмо, к чаю так и не притронулся и всё ждал, когда они перейдут к делу, ради которого он и приехал спозаранку на поклон к главе столичного отдела убийств, нарядившись в свой лучший выходной костюм.

–Конечно,– кивнула матушка Шанэ.– И были, помнится, мелкодонцы, были. Но давно – почитай, лет пять назад последнего привечала. Тихо у вас,– добавила она, кивнув гостю,– спокойно. И городок славный.

–И всё-таки выслушайте мастера,– настойчиво попросил Рьен.– Рассказывай, Тьёш.

–С самого начала года у нас странно умирают люди,– приезжий сыскник сразу приступил к делу.– Едва закончились прошлая осень и дни Мёртвого времени, как в первый же день зимы привезли замёрзшего бродягу. Ничего странного, подумали мы. А в конце зимы привезли следующего – одинокая старушка отправилась вечером в лавку, а утром её нашли рядом с домом. Три шага до крыльца не дошла.

Матушка Шанэ нахмурилась. Она пока не понимала, причём тут её дар, но Рьен бы кого попало не привёл. Если его нюх подсказал, что дела Мелкодонья – это и её дела тоже… Значит, так оно и есть. Нюх у Рьена всегда был отменный.

–Весной – новый мертвец,– степенно и основательно докладывал мастер Тьёш.– В первый же самый день. Тоже бродяга, и не наш, не местный. Позже мы выяснили, что, простите, семиреченский он. Неизвестно, зачем забрёл, но и неважно это. После – тишина. А в последний день весны…

Матушка внутренне похолодела – она начала понимать. И пусть сыскник пока не всё важное озвучил (а может, и не нашли они этого), матушка Шанэ и без главных доказательств объяснила бы, кому и зачем нужны смерти в начале и в конце сезона. И для чего неизвестный их использует.

–…и дальше – в последний день весны,– продолжал подробно излагать сыскник.– И тоже бродяжка – мальчишка, лет десять. А в первый день лета – второй, его дружок. Они всегда парой бродяжничали, друзья не разлей вода. Их вечными «бегунками» называли – нормальные семьи, работящие, а у пацанов река Кипучая в душах бурлила, простите, чрезмерно. За ними весь город присматривал, все подкармливали и кров давали… Да вот недосмотрели.

Матушка открыла рот для вопроса, но, поймав многозначительный взгляд Рьена, промолчала.

–Этим же летом, то есть пару лун назад, наш колдун взял молодого помощника на обучение сыскному делу да чтоб заместо себя потом оставить. Сам-то он ничего не видел, да и мы не находили. Причины – когда явное обморожение, когда от явной старости, а мальчишки где-то вино раздобыли палёного, простите, качества. И люди все разные – и просто одинокие, и бродяги, и юные дурашки, и мужчины, и женщины, и старики, и дети. Вроде бы ничего общего… пока наш молодой рвение не проявил.

Матушка Шанэ навострила уши.

–Тела мы в «ледяной» мертвецкой храним одну луну,– мастер Тьёш по-прежнему говорил ровно и сидел с прямой спиной, как перед начальством.– После либо семье отдаём, если опознаны, либо прах по родной умершему реке пускаем, если он в храме зарегистрирован, либо по Кипучей – служители храмов говорят, что ей бродяги принадлежат как вечные странники. Но колдун, конечно, с тел слепки снимает и хранит их в склянках, чтоб можно было вернуться к делу.

Рьен выразительно поднял указательный палец: внимание, мол.

–Мальчишки мёртвые молодому нашему не достались. Но досталась одна лёгкого, простите, поведения девица, которую нашли в конце лета – прямо на главной набережной реки Тягучей. Долго он вокруг неё вертелся – никаких причин смерти, даже из-за вина. Просто уснула и не проснулась отчего-то. А молодой – он же молодой, ему же надо доказать, что он не недоучка,– и приезжий сыскник впервые позволил себе эмоцию – улыбнулся в густые усы, но сразу же посуровел:– Он-то и нашёл странную метку – мелкую, на левой ступне у пальцев. С виду – синяк синяком, но в форме знака. Молнии. От него все отмахнулись, а в первый день осени – новый труп. Парнишка-посыльный, сирота. Тоже без каких-либо причин помирать. И тоже с синяком на ступне.

Мастер Тьёш перевёл дух и глотнул чаю, чтобы промочить горло. Матушка воспользовалась паузой и тихо спросила:

–А знаки одни и те же или разные?

У Рьена загорелись глаза, но он смолчал, хотя засыпать матушку вопросами хотелось до невозможности.

–Разные,– приезжий сыскник вытащил из внутреннего кармана расстёгнутого плаща пачку сложенных листов.– Молодой наш, уловив в этих смертях некий смысл – первые и последние дни сезонов, синяки эти, ненужность обществу большинства жертв,– изучил все слепки и у всех нашёл синяки-знаки.

–Вот, гляньте,– Рьен протянул матушке через стол листы.

–А после, конечно, колдун наш полез в архивы,– добавил мастер Тьёш,– но ничего не нашёл. В семиреченском архиве тоже ничего. А раз здесь нет… то, вероятно, это не северное.

–И мы к вам не как к духовидцу, а как к жительнице Юга,– пояснил Рьен.– Что скажете?

Матушка Шанэ быстро перебрала листы с рисунками и ещё больше похолодела. Столько лет – нет, столько веков (!) назад – это запретили… Откуда же она всплыла, эта гниль, да ещё и здесь, на Севере, где нет подобных запретов – потому что нет признанной колдовской работы с душами умерших…