Береговая стража - Дарья Плещеева

Ей бы соврать — ждал у лестницы, но ложь не сразу пришла Федьке на ум — а лишь когда ее выпроводили из комнаты.

Так получалось, что до определенного момента Глафиру видели в театре живой. А потом, уже утром, нашли мертвой. А Саньку не видели после его бешеного бегства вообще. Просто не поняли, куда он подевался. Про его любовь слухи ходили, Глафирина неприступность могла бы и ангела довести до безумства. И эти взоры, которые, оказывается, всеми замечены… И эта проклятая маска…

Все было ужасно и непонятно, однако для Федьки открывались такие возможности, что впору бежать в Божий храм ставить свечку во здравие тому, кто избавил театр от Глафиры.

Санька стоял лицом к стене, едва ли не упираясь лбом в холодный камень, и слезы потихоньку иссякали. Федька подошла со всей осторожностью, молча постояла рядом и дождалась, пока избранник души к ней повернулся.

— Сань, ты где был после представления? Есть кто-то, кто тебя видел и мог бы сказать: да, с Румянцевым вместе ужинали?

— Иди к черту…

Федька не обиделась — она все понимала. Только поплотнее запахнулась в шубку. Ноги мерзли — она ждала избранника в танцевальных башмачках, в них и выскочила на снег. Но оставить его сейчас фигурантка не могла.

Она видела любимый профиль, который уже наловчилась рисовать на затуманенном стекле: нос с заметной горбинкой, чуть более обычного выдающиеся вперед губы — если смотреть спереди, то очень красивого рисунка, и изящный подбородок, и чуть более глубоко посаженные, чем у греческих аполлонов, глаза — вот только длинные ресницы, на которых под солнечным лучом появлялись золотые точки, палец изобразить не мог.

— Ты пока побудь здесь, встань вон там, за углом, а я схожу узнаю, что у нас делается, — сказала Федька, и он послушался.

Поблагодарить ее за заботу ему и на ум не взошло. Она не обиделось — ясно же, что не до любезностей.

В театре фигурантка пошла смотреть то место, где нашли мертвую Глафиру. Она полагала увидеть там по меньшей мере половину труппы — и оперных, и балетных, и музыкантов. Тело уже убрали, но знатоки показывали, как именно оно лежало и где была румянцевская маска.

— Это точно он! Я давно приметил, что-то неладное задумал, — такую речь держал Трофим Шляпкин. — Уж как он ее всюду высматривал! А ей-то на него начхать! Так ему и объявила: мне на тебя, вертопраха сопливого, начхать! Ну а кто ж такое стерпит! Он тогда и опомнился, как она уж мертвая лежала!

— Она ему это раньше сказала — а он терпел, терпел, а как занавес упал — ускакал, как ошпаренный! За шнурком побежал, не иначе, — возражал Сенька. — Что бы ему не дурью маяться, а посвататься к какой горячей вдовушке? И горя бы не знал! А первая-то дансерка — не про него, нищеброда!

Федька слушала, не показываясь на глаза, и уже задыхалась от злости — вот точно то же эти сволочи говорили полицейским сыщикам!

И тут ее осенило — шнурок! Поскольку его не раз поминали, то, выходит, он был найден при теле. Если этот шнурок оторван от танцевального костюма — то еще надобно узнать, от которого! А если он совсем посторонний — то, значит, кто-то его принес нарочно, замышляя убийство. Нужно было бежать к костюмерам, разглядывать Санькин костюм.

В мастерской Федьку знали — там ее крестная трудилась. Можно было прибежать, словно с новостями, и добраться до больших вешал, на которых висели костюмы труппы — оперные отдельно, балетные отдельно, каждый спектакль — особо.

Федька и понимала, что ее избранник на убийство не способен, и безумно боялась, что в костюме обнаружится недохватка тесемочки или шнурочка.

Крестная, Агафья Антоновна, знавшая, как и весь театр, про Федькину любовь, обласкала фигурантку и потихоньку провела ее к костюмам вчерашнего представления, которые нужно было оглядеть и развесить в правильном порядке.

Санькин адский кафтан с рожей на пузе был самый длинный. И воинский наряд — тоже. Ничего подозрительного на них не обнаружили.

— Так ведь шнурок у нас где угодно можно взять, — сказала Агафья Антоновна. — Может, он на полу подобрал, и тут ему в головку дурь вошла?

— Так и ты, тетенька, думаешь, будто это он?

— Весь театр так думает! Кому бы еще? Да на черта всем эта Глафира сдалась, один твой дуралей с нее глаз не сводил! Держись ты, Федорушка, от него подалее! А то гляди!

— Что — гляди?

— Не потащилась бы ты за ним в каторгу…

— И потащусь! — выкрикнула Федька и убежала.

Положение было ужасное — вроде и жил Румянцев без врагов, а как стряслась беда — весь театр ему недруг! Как один ополчились! И защитить некому. Кроме одной дуры рябой, которую никто слушать не станет.

Из-за убийства Глафиры занятия в зале все никак не начинались, девицы из береговой стражи стояли у палки и, обсуждая событие, лениво разминали ножки. Федька заглянула туда — и поняла, что сегодня заниматься не сможет, не до того. Мысли возникали одна другой причудливей: увезти Саньку в деревню, где его не найдут, или вовсе как-то спровадить его в Москву — там у него родня, или бежать на Васильевский, к дедову шурину, который не раз похвалялся, что у него-де в полиции есть и брат и сват.

И лишь самой последней явилась мысль — узнать все-таки, куда Санька сбежал после представления и где пропадал. Коли у Анюты — это было бы счастье! Та к нему привязалась, должна сказать правду полицейским!

Федька пошла ее отыскивать и нашла в уборной вторых дансерок. Она там сидела с Дуней Петровой, ожидая, пока позовут в зал.

— Чего тебе, Бянкина? — спросила Анюта.

— Поговорить надо.

— Не о чем вроде.

— Есть о чем.

Федька понятия не имела, как приступиться к пикантному разговору, и от неловкости глядела в пол.

— Так это у нее Санька Румянцев на уме! — догадалась Дуня.

— И что? — Анюта, хорошая актерка, притворилась, будто не понимает.

— Может, ты, сударыня, скажешь… скажешь, где он был после представления?.. — неуверенно спросила Федька.

— А не скажу. Потому что не знаю. Да и знать не могу, — твердо ответила Анюта.

— Так, может…

— Не может! И заруби на носу своем дырчатом — слышать я о нем больше не желаю. Так-то. Еще недоставало, чтобы полиция…

— Так он у тебя был?!

— Нет, говорю тебе! Вот ведь дура, простых вещей не понимает! Не было его у меня — и отродясь не бывало!

— Ступай, ступай, — сказала Федьке Дуня. И прищурила левый глаз. Это означало — дождись меня, кое-что скажу.

Фигурантка выскочила из уборной. Ну конечно! Коли поднимется шум — Анютин покровитель может узнать про ее шашни с Румянцевым. И прощай счастливая жизнь!

К дверям спешила Наталья Макарова — несла новость Анюте.

— Слыхала, Бянкина? Что открылось! Румянцев дома не ночевал! Полиция к нему ходила — так его матушка-умница побожилась, будто прибежал сразу после представления и спать улегся, а братец-то и выдал! Так и сказал — перед самой заутреней старшенький-то явился, зол был — как черт!