Колечко с бирюзой - Валентина Мельникова

Наташа сделала удивленные глаза, отодвинулась от него и тут же пожалела об этом.

— Ах так! — Петр рывком прижал девушку к себе. Наташа со всего размаху уткнулась носом в его широкую грудь. В то же мгновение сильные пальцы приподняли ее подбородок, и Петр впился в ее губы жестким, требовательным поцелуем. Наташа попыталась вырваться, но мужские руки соскользнули с плеч на талию, и он прижал ее к своим бедрам.

Продолжая сопротивляться, она старалась оттолкнуть Петра от себя. Но он пресек ее попытки, прижав к стене сарая. Его губы продолжали терзать ее рот. Наташа задыхалась, ей казалось, что она на грани обморока. Мужские руки обхватили ее бедра, скользнули под платье… Этого она уже не могла стерпеть!

Вскрикнув от ярости, Наташа заколотила кулаком по его плечу. Петр оставил в покое ее рот и погладил успокаивающе по спине:

— Ты что? Неужели испугалась? Я ведь ничего плохого не хочу. — И, задохнувшись, припал к ее уху: — Хорошая моя, пойдем на сеновал, иначе я за себя не отвечаю!

Наташа что было сил толкнула его в грудь. Петр в недоумении смотрел на нее:

— Боишься, что замуж не возьму после этого? Давай хоть завтра в ЗАГС, я разве против?

Наташа отошла на безопасное расстояние, окинула взглядом его большую, враз сникшую фигуру.

— Петр, ты в своем уме? Мне еще уйму лет учиться! Ни о каком замужестве и речи не может быть! Да и не люблю я тебя, ты же знаешь!

Он с обидой посмотрел на нее:

— Это ты зря! Что ты понимаешь в любви? Целоваться как следует не научилась, а туда же! Я с великим удовольствием научу тебя тому, что ты называешь любовью.

— Петя, — Наташа покрутила пальцем у виска, — ты меня за дуру считаешь? Неужели я не понимаю, чем заканчиваются уроки на сеновале? Не забывай, где я учусь, и в вопросах секса я разбираюсь не хуже тебя. — Она решительно отряхнула платье. — Прежде всего ты мне друг. Старый надежный друг. Мне с тобой спокойно, даже уютно как-то, но не более. Я всегда тебя уважала, но сейчас мне неприятно и стыдно…

Петр отвел глаза и покраснел.

— Наташа, поверь, мне тоже нелегко! Думаешь, я не замечаю, как мужики смотрят тебе вслед? И работа мне твоя не нравится. Сутками в госпитале пропадаешь, а там тоже мужик на мужике и мужиком погоняет. Я боюсь потерять тебя! Боюсь, что опять уедешь в свой чертов Ленинград, и какой-нибудь ловкач подцепит тебя. Пойми, я этого не переживу! — Он присел на корточки около сарая, обхватил голову руками. — Дай слово, что выйдешь за меня. Пусть не сейчас, через год, два… Я буду ждать, сколько скажешь!

Наташа присела рядом, осторожно провела пальцем по его плечу:

— Петя, милый! Ну, как я могу тебе что-то обещать? Это даже нечестно. Мне пока никто не нравится, а вдруг завтра или через неделю я встречу человека, без которого не смогу жить, что тогда?

Петр поднялся на ноги, окинул ее тяжелым взглядом:

— Ладно, чего уж там! Извини меня за сегодняшнее. Сам не пойму, что на меня накатило!

Наташа вскочила на ноги и протянула ему ладонь.

— Давай оставим все по-прежнему. — Она заглянула ему в глаза и вдруг прочитала в них такую тоску и отчаяние, что не выдержала и отвернулась. — Прости меня, ради Бога!

Петр криво усмехнулся, накрыл ее руку своей, слегка сжал:

— Прощаю, мне больше ничего не остается!

После этого Петр продолжал постоянно бывать у них в Наташины выходные дни, если они совпадали с его выходными, возил ее на своих «Жигулях» на пляж за селом, иногда встречал в городе после работы и отвозил домой. И все же в их отношениях словно что-то сломалось, не было уже прежней открытости и непринужденности…

Бабушка замечала, конечно, что между соседом и внучкой будто пробежала черная кошка, но предпочитала помалкивать, справедливо полагая, что встревать в сердечные дела — только портить.

Зато мать Петра была явно рада их размолвке и при удобном случае старалась поддеть, побольнее уколоть симпатию сына. По всему выходило, что родители не были в восторге от его выбора.

Заметить их неприязнь было совсем не сложно. И Наташа наотрез отказалась бывать в кирпичных хоромах Романовых. Вскоре она прекратила и поездки на «Жигулях» Петра. Слишком пристальные взгляды соседа тревожили ее, портили ей настроение…

Ополоснувшись под душем, Наташа переоделась в пестрый шелковый костюмчик, обула белые босоножки на высоком каблуке и отправилась за подарком. Идти нужно было через все село, причем большая часть пути проходила вдоль глухих кирпичных заборов доброго десятка воинских частей, расквартированных в селе.

Центральная улица Полтавского была, по сути дела, участком тракта на Владивосток, поэтому ее покрывал асфальт. Другие же улицы и переулки во время частых дождей превращались в непроходимое болото и являлись преградой даже для обладателей высоких резиновых сапог. Несомненный вклад в подобное безобразие внесли бравые танкисты, которые совершали регулярные марш-броски к учебным полигонам напрямую по сельским улицам. Так что к постоянному дребезжанию оконных стекол и посуды сельчане давно привыкли, как и к разбитым вдрызг дорогам. С трудом, но постепенно Наташины земляки смирились и с тем, что после строительства на самой высокой сопке ажурного монстра непонятного назначения, нависшего над селом с востока в виде гигантской буквы «Н», их телевизоры полностью отказались служить своим хозяевам.

Возле военторга никаких очередей не наблюдалось. В торговом зале было прохладно и пусто. Кассирша не подняла головы от книги, а молоденькие продавщицы столпились в обувном отделе и, тесно сдвинув головы, что-то рассматривали.

Наташа медленно прошлась по отделам. В принципе она даже не представляла себе, что можно купить в подарок Петру. Модный галстук? Но он их демонстративно не носит, утверждая, что они ему и на службе надоели. Рубашку? Но это уж слишком по-родственному… Правда, она приглядела неплохой эстамп, но вспомнила, что все свободное пространство в доме Романовых закрыто пестрыми коврами, и ее картинке место вряд ли отыщется. Разве что где-нибудь на кухне или, к примеру, на потолке!

Настольная лампа, конечно, в хозяйстве вещь полезная, но стоила целых двадцать рублей. Для Наташиного кошелька это было более чем накладно. Девушка вздохнула и направилась к обувному отделу. Там работала ее одноклассница Милка Севостьянова. В седьмом классе они целый год сидели за одной партой, и хотя задушевными подругами никогда не были, но приятельские отношения поддерживали и после окончания школы.

Завидев Наташу, Милка выбежала из-за прилавка ей навстречу. Невысокая, пухленькая, с пышной «химией», отчего голова ее походила на воздушный шарик на тонкой ниточке — шее, девица немного неуклюжая, однако весьма самонадеянная. Манеру держаться ей диктовало особое положение имеющей доступ к дефициту мамы, руководившей продовольственным магазином военторга, и папы — заместителя начальника по тылу одной из воинских частей. Одежду и обувь Милка носила исключительно импортную, что в некоторой степени должно было компенсировать весьма серенькую внешность.