Глубже - Робин Йорк

Одежда Уэста иногда бывает такой. Просто… случайной.

Мне это даже нравится.

Когда он опускается на пятки и наклоняется над тележкой, его футболка снова поднимается, обнажая часть поясницы.

Я прочищаю горло, но его музыка, должно быть, слишком громкая, потому что он не поворачивается ко мне. Я подхожу ближе. Он опустил голову, его рука тянется к книге на нижней полке.

Черт.

Теперь я так близко, что наверняка напугаю его, когда он наконец поймет, что я здесь.

Я ничего не могу сделать, чтобы предотвратить это. Я протягиваю руку, намереваясь коснуться его достаточно долго, чтобы привлечь его внимание, но в итоге прижимаю ладонь к его позвоночнику.

Это случайность. Я почти уверена, что это случайно.

На восемьдесят процентов.

Он не подпрыгивает. Просто полностью, абсолютно неподвижен. Настолько неподвижен, что я слышу музыку, играющую в его наушниках. Она громкая, с сердитым вокалом и настойчивым, гулким ритмом, который совпадает с внезапным пульсом между моих ног.

О, я думаю, может быть, это не случайность, в конце концов.

Спина Уэста неприлично горячая под моей ладонью. Я смотрю на свои пальцы, приказывая им двигаться в течение нескольких долгих секунд, прежде чем они действительно повинуются. Когда я отдергиваю руку, она кажется намагниченной. Как будто есть какая-то тяга, сила, тянущая ее обратно к Уэсту.

Уверена, что эта сила называется похотью.

Уэст выпрямляется и поворачивается, и я еще до того, как он это делает, понимаю, что просчиталась и теперь полностью в его власти, а значит, обречена. Я не уверена, что у него есть милосердие. Он точно не выглядел таковым, когда бил Нейта достаточно сильно, чтобы мне стало физически плохо.

Он вытаскивает наушники, а я пытаюсь думать о чем-то другом, кроме слова обречена.

Обречена, обречена, обречена.

Я пытаюсь вспомнить, что я собиралась сказать ему — у меня была целая речь, но я не могу.

Не могу.

Вместо этого я смотрю на его ремень. Я думаю о том, чтобы схватить его и притянуть ближе. Как будто это то, что я могу сделать, то, что я когда-либо делала с кем-либо, тем более с Уэстом Левиттом.

Обречена-а-а-а-а.

— Хей, — говорит он.

Что нечестно, потому что это означает, что я должна посмотреть вверх.

В конце концов, я это делаю.

Наши глаза встречаются. Его зрачки огромные и есть что-то, настолько напряженное в том, как он смотрит на меня, что это даже пугает. Только страшно — это не то слово. За последние несколько недель я испытала много страха, но это совсем другое.

Это пугает, как пауза на вершине самого крутого холма на американских горках, когда ты готовишься к падению.

— Хей, — говорю я в ответ.

— Что случилось?

— Могу я с тобой поговорить?

Он обдумывает эту просьбу.

— Нет.

Это не то, что я ожидала от него услышать.

Все, что я могу сказать, это — О.

Потом снова тишина, кроме его музыки и этой… этой атмосферы. Я думаю, что это, должно быть, он. Думаю, он создает эту атмосферу своей кожей и глазами, которые сейчас кажутся почти серебристыми и, возможно, он также создает ее всеми мышцами своих предплечий, которые сжимают и разжимают его руки таким образом, что это просто…

Это просто что-то… интенсивное, я думаю. Угрожающее, но без угрозы.

Я никогда раньше не стояла так близко к нему. Никогда не оставалась с ним наедине с того дня, когда он припарковал свою машину прямо у моих ног и заставил меня потерять сознание.

За всю свою жизнь я никогда не чувствовала такого волнения, неловкости и бессмысленного беспокойства.

Пока он не сделал шаг ко мне. Это еще хуже.

И лучше тоже.

Лучше-хуже. Это точно.

Я отступаю назад.

Он должен перестать шагать ко мне, когда я отступаю, но он не делает этого. Он продолжает идти. Он движется прямо в зону моего личного пространства, и я оказываюсь прижатой к стеллажам, мой зад прижимается к низкой полке, руки Уэста упираются по обе стороны от моей головы.

— Я работаю, — говорит он. Как будто я книга, а он ставит меня на полку.

Я пытаюсь сказать, что зайду позже, но вместо этого издаю какой-то щелкающий, булькающий звук, который делает меня похожей на лягушку-быка. Я чувствую, что моя шея покраснела — это всегда признак того, что я смущена. Я прочищаю горло и умудряюсь ответить.

— Все в порядке. Я могу… вернуться позже. Или позвонить тебе.

У меня нет его номера телефона. И я не собираюсь ему звонить.

Не знаю, почему я воображаю, что чувствую тепло его кожи, потому что это невозможно. Он не может быть так близко. Я поднимаю глаза вверх, пытаясь визуально измерить количество сантиметров между нашими лицами.

Это совсем не много сантиметров.

Уэст не касается меня, но он гораздо ближе, чем нужно и то, как он смотрит на меня сверху вниз, его грудь быстро поднимается и опускается, краснота на щеках — я не могу не думать о том, как его кулак соединился со ртом Нейта. Как Нейт упал на пол, тяжелый и поверженный.

Он сделал это для меня, я думаю.

Я пришла сюда, чтобы спросить его, но уже знаю.

Он сделал это для меня и вот как он выглядит после этого. Расширенные зрачки, горячая кожа, учащенное и поверхностное дыхание.

Вот так он выглядел бы в постели.

Я закрываю глаза, потому что мне нужно сориентироваться. Я представляла себе деловой разговор с Уэстом.

Пожалуйста, не делай так больше, — сказала бы я.

Хорошо, если для тебя это так важно, — ответил бы он.

Да, именно так, для меня это важно, — сказала бы я ему.

Затем, возможно, я прочитала бы ему лекцию о том, как важно разрешать конфликты без насилия, после чего последовал бы бодрый обмен рукопожатиями.

Я не представляла себе румяную кожу его шеи прямо у воротника футболки. Щетину на его челюсти в том месте, где она переходит в ухо. Я не ожидала, что он пахнет мятой и библиотечными книгами, стиральным порошком и теплой кожей.

Боже, он пахнет фантастически, но он также немного пугает, и я понятия не имею, каковы сейчас правила. Вообще не представляю.

Мне нужны правила, чтобы пройти через это. Я из тех, кто придерживается правил.

— Уэст, — шепчу я.

Это должно звучать спокойно и по-деловому, но вместо этого звучит так, будто я умоляю его о чем-то, и думаю, он воспринимает это как сигнал. Он опускает голову к моему плечу. Его губы… Я