Все продается - Майкл Ридпат

– Да, конечно. – Дебби задумалась. – Честно говоря, это определенно смахивает на злоупотребление служебным положением.

– Жаль. Идея была неплоха, – отозвался я.

– Но, конечно, мы можем купить акции, – продолжала Дебби. – Если компанию купят, их курс взлетит до небес.

– Почему бы и нет? – согласился я. – Мне кажется, это отличная мысль.

В строительном обществе у меня было десять тысяч фунтов. Я подумал, что вложить половину из них в акции «Джипсам» было бы весьма разумно.

– Но как, черт возьми, ты купишь американские акции? – тут же задумался я.

Мы с Дебби с минуту поразмышляли над этой проблемой, потом она рассмеялась:

– Это просто смешно! У нас есть связь с десятком крупнейших биржевых брокеров мира. Хотя бы один из них должен знать!

– Конечно! – воскликнул я. – Я позвоню Кэшу. Уж он-то точно все знает о таких делах.

Я снова набрал номер Кэша.

– Ты передумал? – сразу спросил он.

– Нет, – ответил я. – Но я хотел бы попросить тебя об одолжении.

– Пожалуйста, – отозвался Кэш, хотя с несколько меньшим энтузиазмом, чем обычно.

– Как проще всего купить акции на нью-йоркской фондовой бирже?

– О, нет проблем. Я могу открыть там счет на твое имя. Тебе нужно будет только позвонить Мириам Уолл из нашего отдела частной клиентуры. Подожди минут пять, я предупрежу ее, что ты будешь с ней разговаривать.

Еще через десять минут Дебби и я стали счастливыми обладателями двух тысяч акций «Джипсам оф Америка», которые мы купили по семь долларов за акцию.

В Кенсингтон-гарденс самым громким звуком был топот моих кроссовок по дорожкам. Я сосредоточил внимание на далеком Круглом пруду и остался доволен: пруд будто замер на месте. Когда я бегу, весь мир скользит мимо меня, ничто не должно двигаться вверх-вниз. Подталкиваемое размеренными толчками ног, мое тело движется только горизонтально. Малейшие подпрыгивания, раскачивания означают лишнюю трату сил/а лишняя трата сил – это потеря скорости.

Мне нравилась наука бега. Не просто сила воли, заставляющая твое тело двигаться, когда мышцы уже отказываются повиноваться, а наука заставить каждую мышцу работать так, как надо, и тогда, когда надо.

Спортивные комментаторы в один голос восхищались моим стилем бега. Но он достался мне не от природы. Ему меня научили долгие годы напряженных тренировок. И Фрэнк.

С Фрэнком я впервые познакомился, когда бегал за команду Кембриджа. Тогда он тренировал бегунов на средние дистанции в одном из клубов Северного Лондона и изредка приезжал в Кембридж, чтобы подучить кое-кого из нас. Впрочем, чаще я сам приезжал по воскресеньям к Фрэнку, чтобы учиться у него.

У меня определенно были способности к бегу. Даже в одиннадцать лет мне нравились кроссы. Я охотно бегал милю за милей по вересковым пустошам родного Йоркшира. Мои друзья никак не могли понять такого увлечения. С годами я возмужал, мышцы на ногах окрепли, и у меня появилась скорость, необходимая хорошему бегуну на средние дистанции. В Кембридже я всерьез занялся легкой атлетикой и уже в первый год был включен в университетскую команду.

Но бегать по-настоящему меня научил только Фрэнк. Бегать не только ногами, но и головой. Настойчивости и трудолюбия у меня хватало, а Фрэнк знал, в какое русло их следует направить. Мы долго и напряженно работали над техникой. Во время тренировок на скорость он заставлял меня выкладываться на все сто процентов даже тогда, когда ноги подсказывали мне, что лучше остановиться на девяноста. Фрэнк научил меня рационально использовать не только физическую, но и психическую энергию.

И все получалось. Успех приходил медленно, после тяжких трудов, но каждый сезон я бежал немного быстрее, чем предыдущий. Через год после окончания Кембриджа я впервые выступил за команду Великобритании. В следующем сезоне мне не хватило чуть-чуть, чтобы попасть в олимпийскую сборную. Через шесть лет, немного улучшив скорость и выносливость, я пробился-таки на Олимпийские игры.

В том году Фрэнк и я прилагали все силы, чтобы добиться пика моей спортивной формы. Руководство банка относилось к моим тренировкам с пониманием, и на рабочем месте я появлялся лишь изредка.

Забеги прошли хорошо. Мне удалось пробежать их так, что я, не выкладываясь до конца, пробился в финал.

В день финального забега я испытывал небывалый подъем. Я был в отличной форме и полон решимости победить. В финал попали четыре бегуна, у которых личные рекорды были лучше моего, но я был настроен только на победу. Мой план был прост. С первых метров дистанции я разовью высокую скорость и поведу бег. Два-три финалиста обладали более быстрым финишем. Мне нужно было заметно оторваться от них до последней стометровки.

Я придерживался своего плана, но первые шестьсот метров большинство финалистов и не думали отставать от меня. Стоило мне сделать рывок, как соперники тут же подтягивались, и я снова чувствовал за спиной их дыхание. За двести метров до финиша я немного увеличил шаг и начал медленно отрываться от основной группы финалистов. Сто пятьдесят метров я был на пять ярдов впереди всех сильнейших бегунов мира. Тысячи зрителей, собравшихся на олимпийском стадионе, подбадривали меня – я был уверен, что только меня. Это были лучшие пятнадцать секунд моей жизни.

Потом, когда до финиша оставалось всего пятьдесят метров, мимо меня проплыли две зеленые майки – за победу боролись кениец и ирландец. Я приказывал своим ногам передвигаться быстрее, удлинить шаг, но они не желали повиноваться. На самом деле зрители подбадривали не меня, а двух спортсменов, бежавших на один-два ярда впереди. Мне казалось, что я не приближаюсь к финишной ленточке, а медленно отдаляюсь от нее.

К финишу я пришел третьим и получил бронзовую медаль.

Первые месяцы после Олимпийских игр я купался в лучах славы. Меня поздравляли пресса и телевидение, коллеги по работе, все, с кем мне приходилось встречаться по делам банка, даже совсем незнакомые люди на улице. Несмотря на всю эйфорию, я не мог утаить от себя один простой факт. Я проиграл. В этот забег я вложил всего себя, год моей жизни был целиком отдан полутораминутному финалу. И все же я проиграл.

Мой результат был намного выше личного рекорда. В следующем сезоне, возобновив тренировки, я не смог даже приблизиться к нему. Это действовало угнетающе. Я все больше и больше убеждался, что мне никогда не удастся не только показать лучшее время, но даже повторить его.

А между тем в жизни было много прекрасного. Друзья, например. Я хотел найти увлекательную работу. Мне нужно было попробовать свои силы в чем-то другом.

И я бросил легкую атлетику.

Я сказал о своем решении Фрэнку. Я был уверен, что он выйдет из себя. Но Фрэнк принял мое решение на удивление благожелательно. В сущности, он поддержал меня.