Черный телефон - Дарья Симонова

— Быть может, оно и лучшее, только нечитабельное, — дошла до нее однажды чья-то реплика. Кажется, этот ножик в спину — да нет, не ножик, жалкую шпильку или даже легчайший алебастровый камушек в ее огород — ей преподнес шеф. Был тогда в завязке, не пил, оттого в депрессии, поэтому и уши развесил на церемонии вручения одной из ключевых премий. И вместо медоточивых похвал в адрес своей опоры, своей незаменимой правой-левой руки, гордости издательства, — короче, вместо панегириков редактору Арсеньевой он услышал гадкий писк ничтожного завистника. В бочке меда он отыскал ложку дегтя. Вот что происходит с алкоголиками, когда они бросают пить.

Когда пьют — страшно. Бросают пить — еще страшнее. Арсеньева знала это не понаслышке. Но стоит ли отвлекаться на травматический опыт! Это было давно и неправда.

Арсеньева своими ловкими редакторскими щипчиками для выправки текста и вправления растрепавшихся мозгов выудила у шефа все приметы того, кто посмел высказать крамолу о нечитабельности. Точнее, той, которая посмела, — особа была женского пола. Кто бы сомневался! Потом Арсеньева добыла фото и сунула шефу под нос: «Она?» Да, это была она. Собрать досье не представляло труда. Бэлла Миронова. Странно, но она не состояла в конкурирующем издательстве и не была редактором. Более того, этой рыжей выскочке было бы даже выгодно подружиться с издательским домом «Ирис», чтобы его авторы, популярные и активно издающиеся, выступали в Бэллиной богадельне для графоманов-неудачников.

Какая досада, уже не только для графоманов! Досье привело Арсеньеву в сердитое недоумение. Оказывается, эта выскочка уже дружила с «Ирисом», но с другой стороны, минуя Лучшего редактора всех времен и народов. Лучшего, но не единственного. Оказывается, к Бэлле повадились авторы других книжных серий издательства. Видимо, более читабельные, на ее плебейский вкус.

— Ты не права, вкус у нее есть, — возразил шеф.

И ты, Брут! Этого редактор Арсеньева снести уже не могла. Но конечно, она сохранила свое фирменное надменное спокойствие, порой сменяющееся прохладным обменом любезностями с авторами-фаворитами. Свою «вазу лица» она, как всегда, не расплескала. Но стратегия у нее созрела. Прежде чем раздавить вражескую гадину, как говорил ее дядя-генерал, она решила ее использовать. Одно время в хрупком фаворе у Арсеньевой была амбициозная писательница Наталья Борская. Была, но не долго. Холодной, вымерзшей до самой сердцевины Римме Сергеевне вообще никто не нравился долго. Ничья проза. Исключения случались, но им за столь долгое расположение полагалась особо жестокая месть. То есть их вдруг без всякого объяснения переставали издавать. Автор метался в догадках, пытался понять, в чем дело, но ответа не получал. Самые успешные быстро завязывали с отчаянным воплем «почему?» и находили другое издательство, а прочие… по-разному. Борская пока не знала, что ей тоже скоро будет отказано в милости. Арсеньева чуяла, что эта немного истеричная, с неаккуратным макияжем дамочка не повторит успех первого провокационного романа. Уйдет в другие стили. Быть может, это даже будет более талантливым, но Римме Сергеевне Арсеньевой нужен был штучный шедевр. Которого больше ни у кого нет. О чем будут говорить вечно! Вот чего алкала ее душа…

Но с годами ей стало ясно, что этого она не найдет. Она устала от невыносимо высокой планки, которую сама же себе установила. Абсолют оказался фикцией, он растворился в пестром многообразии книгоиздательского потока. Впрочем, ко времени разочарования редактор Арсеньева стала авторитетом в литературном мире и решающей силой в самом мощном издательстве. Поэтому она иногда не гнушалась пользоваться своим положением. Она знала, что ее рекомендация, пусть сказанная в кулуарах, будет иметь влияние для жюри многих литературных премий. И она влияла. Ее авторы не первый год получали награды и благодарно оказывали услуги ей… Не то чтобы Арсеньева просила или вульгарно намекала. Она находилась уже на таком уровне, когда можно не снисходить до слов и намеков. Как там у Булгакова: «Никогда ни о чем не просите, особенно у тех, кто сильнее вас…» Нет, Арсеньева предпочитала не задаваться вопросом о том, кто сильнее, а кто слабее. Ей просто предлагали помощь — она не отказывалась. Возможно, иногда ей предлагали деньги. Просто недостающую сумму — на ремонт квартиры, например. Взаймы, конечно, но на льготных, естественно, условиях. Рука руку моет, но комар носа не подточит.

Борская была не очень перспективна на сей счет. Ведь, чтобы поиметь выгоду, надо, чтобы и автор был не нищий доходяга. А с Борской — неясно, что у нее за душой. Темная лошадка. Пускай пока сама себя порекламирует, а там видно будет. Арсеньева решила придержать ее до лучших времен — хотя их не ждала, но чем черт не шутит. И решила отправить Борскую выступить в клубе «Грин». Благо что другие авторы издательства «Ирис» уже протоптали туда дорожку. Помощница Арсеньевой позвонила Бэлле.

Бэлла посмела отказать! Конечно, не сразу и не в лоб. Сослалась на плотный график мероприятий — якобы никуда не втиснуть. Не знала, с кем связалась. Хотя — вздор! Знала, конечно. Все знают серию редактора Арсеньевой и какие книги в ней выходят. Все, кто имеет хоть малейшее отношение к литературе. Так что… эту рыжую выскочку хотелось наказать, но как-нибудь поизощреннее, поизящнее. Мысль о мести поначалу удивила Римму Сергеевну, показалась непривычно мелкой и недостойной ее. Однако это был выпад лично против нее, она это чувствовала.

Не то чтобы этот досадный случай не давал ей спокойно жить. Отнюдь. Просто нет-нет да и просачивались предательские нелепые сомнения. Мол, что, если она, великая Арсеньева, и вправду уже не в струе… Не-чи-та-бельна! Вышла в тираж. Сдувается…

Случай свел ее с Семеном Штопиным. Она сразу поняла, что он за тип. Она ему была нужна, поэтому он не хамил. Он искал возможность для издания скандинавского сборника. Мол, знаю, что не ваш профиль — иностранная литература, но не могли бы вы мне посоветовать, к кому обратиться? «Интересно, с какой стати я должна ему помогать», — лениво размышляла Арсеньева. Вот таким поможешь — а они, вместо благодарности, пройдут по твоей голове. Однако в разговоре вспыхнула Бэлла Миронова, и стало намного интересней. Штопин досадовал на клуб «Грин». Типа, что они там из себя строят, по изначальной сути это — обыкновенная библиотека, которых скоро не будет. И «Грина» этого смехотворного не будет, сделают вместо них нормальный кабак для десантников…

— Почему для десантников?! — изумилась Римма Сергеевна.

А потому что Семен был из них, вот какая штука. И мечтал своим сослуживцам сделать царский подарок — место в тихом центре, где они могли бы собираться. Не все же в фонтанах купаться… Выслушав этот бред, редактор Арсеньева принялась медленно напиваться. Это случалось с ней очень редко. Но Штопин, этот напыщенный злой кретин, напомнил ей о том, что на земле российской может прорасти любой абсурд. И библиотеку вполне могут превратить в клуб голубых беретов. Он смотрела на сухопарого, но жилистого Семена и вспоминала слова своего дяди-генерала о том, что настоящие десантники никогда не ходят в свой праздник куролесить на улицу, они спокойно и достойно выпивают дома, а в парках резвится одна шушера… Римма Сергеевна уже не помнила, чем десантники не угодили дяде-ракетчику. Она, конечно, не представляла Штопина резвящимся, но подозревала, что он самая опасная шушера и есть. И лучше бы он купался в фонтане и песни горланил, чем…