Легенды крови и времени - Дебора Харкнесс

– Это будет решать Изабо. – Филипп с любовью посмотрел на свою дочь.

– Изабо! Но я… – вспылила Фанни, однако тут же отвернулась от отца. – Конечно, Far.

– А мне, сэр, как вас называть? – Маркус ни в коем случае не хотел показаться дерзким, но испуганный взгляд Фанни говорил, что он переступил границы дозволенного.

Филипп лишь улыбнулся:

– Можешь называть меня дедом. Или Филиппом. Остальные имена не годятся для твоего американского языка.

– Филипп, – попытался выговорить Маркус.

Прошел уже не один месяц, а он даже в мыслях называл Мэтью шевалье де Клермоном. Обращение «отец» казалось вообще недосягаемым. Слишком рано называть этого грозного вампира дедом.

– А теперь, когда ты стал частью семьи, я расскажу тебе о правилах, которым ты должен подчиняться, – сказал Филипп.

– О правилах? – насторожился Маркус.

– Правило первое: не создавать детей без моего разрешения. – Филипп предостерегающе поднял указательный палец.

После знакомства с членами семьи де Клермон Маркус и сам не испытывал желания увеличивать ее численность. Он кивнул.

– Правило второе: если ты получишь от меня монету вроде той, что я сегодня прикрепил к письму, адресованному тебе, ты должен вернуть ее мне. Лично. Если ты этого не сделаешь, я все равно тебя разыщу. Понял?

И снова Маркус кивнул. Ему совсем не хотелось, чтобы Филипп однажды появился в его доме, свалившись как снег на голову.

– И последнее правило: отныне – никаких больниц. Пока я не сочту тебя готовым, чтобы и носу туда не совал. – Пристальный взгляд Филиппа переместился с Маркуса на Фанни. – Это ясно?

– Предельно ясно, Far. – Фанни порывисто обняла отца за шею, затем повернулась к Франклину. – Доктор Франклин, мы со Стефани обсудили как все возможные риски этой затеи, так и несомненные плюсы. Мы думали, что никто не подвергнется опасности, и уж, конечно, не Le Bébé.

– Расскажите, как вообще вам взбрело в голову позволить ему звонить в колокола Нотр-Дама? Успешная дерзость. То, о чем я давно и сам мечтал, – сказал Франклин, уводя Фанни на террасу.

Мадам де Жанлис последовала за ними.

Маркус остался наедине с Филиппом.

– Бабушка ждет тебя в гостиной, – сказал Филипп. – Ей не терпится снова тебя увидеть.

– Вы знаете о нашей встрече? – спросил Маркус, у которого пересохло в горле.

Филипп снова улыбнулся:

– Я знаю почти все.

– Здравствуй, Маркус! – Бабушка подставила ему щеку для поцелуя. – Рада снова тебя видеть.

Изабо сидела в кресле у зажженного камина, но при этом окна в гостиной были распахнуты.

– Здравствуйте, бабушка! – Маркус прижался губами к холодной щеке.

Он тихо сидел в гостиной Изабо, слушая разговоры вернувшихся Фанни, мадам де Жанлис и Франклина. Маркус едва понимал четверть сказанного. Без доктора Франклина, который переводил ему содержание беседы, пытаясь вовлечь в нее, он понял бы еще меньше.

Но Маркуса вполне устраивало положение молчаливого слушателя. Он пытался понять и впитать в себя головокружительный и ошеломляющий мир, в котором оказался по вызову деда. Убранство гостиной по роскоши и изяществу превосходило убранство всех филадельфийских особняков, какое ему доводилось видеть, когда он проходил мимо окон. На столах лежали книги, пол устилали толстые ковры. В воздухе пахло кофе и чаем. В очаге гудел огонь. И повсюду – канделябры со свечами.

Филипп сел на расстоянии вытянутой руки от Изабо, выбрав единственный стул без мягкого сиденья. Стул был деревянным, выкрашенным в синий цвет, с изогнутой веретенообразной спинкой и сиденьем в виде конского седла. В филадельфийских домах такие стулья встречались сплошь и рядом. Маркуса обдало волной тоски по дому. Иностранная речь, казавшаяся приятной и музыкальной, вдруг сделалась громкой и раздражающей. У Маркуса перехватило дыхание.

– Как вижу, ты заметил мой стульчик, – сказал Филипп, привлекая внимание внука.

Паника, охватившая Маркуса, ослабла. Ему стало легче, и он снова мог дышать.

– Этот стул мне подарил доктор Франклин, – сообщил Филипп. – Тебе он напоминает обо всем, что осталось позади? – (Маркус кивнул.) – А на меня особенно действует запах, – тихо признался Филипп. – Когда солнце падает на сосновые ветки и разогревает смолу, ее аромат мгновенно переносит меня в детство. Я вдруг ощущаю себя вне места и времени. Такое происходит со всеми, кто прошел через новое рождение.

Дэви Хэнкок едва не втоптал Маркуса в землю, когда Маркус спросил его о детстве и о том, сколько веков назад он стал вампиром. Жестокий урок возымел действие. Сейчас Маркус не отважился бы спрашивать у де Клермонов их возраст и настоящие имена. Но в мыслях у него все равно вертелся вопрос: сколько же сотен лет Филиппу и Изабо?

Окружающий воздух стал плотным. Маркус обнаружил, что Изабо внимательно наблюдает за ним. Выражение ее лица подсказывало: она точно знает, какие мысли сейчас бродят в голове внука. Сила Изабо разительно отличалась от силы ее мужа. У Филиппа сила была сродни его манерам и напоминала острый меч в изящных ножнах. Сила Изабо виделась Маркусу не менее, а то и более острым мечом, но таким, который не спрячешь под атласным платьем и не замаскируешь обилием кружев. В бабушке было что-то звериное, необузданное и опасное, отчего у Маркуса снова перехватило дыхание, и каждый удар сердца посылал ему предупреждение: будь начеку.

– Маркус, ты сегодня совсем молчаливый. Что-то случилось? – спросила Изабо.

– Нет, мадам, – ответил он.

– Ты к нам привыкнешь. Обещаю, – заверила внука Изабо. – И мы тоже к тебе привыкнем. Думаю, тебе тяжеловато общаться с твоей новой семьей, когда все собираются вместе. Ты должен приехать сюда снова. Один. – (Филипп внимательно наблюдал за женой.) – И не затягивай с приездом. В следующий раз расскажешь нам о Мэтью. Мы с Филиппом будем рады послушать. Очень рады.

– Я с удовольствием расскажу вам, мадам.

Возможно, у них с Изабо получится наладить взаимообмен сведениями. Он расскажет о Мэтью и событиях в колониях, а бабушка поделится с ним историей де Клермонов и расскажет о вампирских обычаях.

Если уж на то пошло, знакомство с генеалогическим древом не будет лишним.

Октябрь 1789 – январь 1790 года

Белая шапочка Вероники, украшенная красными, белыми и синими революционными лентами, полетела на столик возле кровати. Сама Вероника плюхнулась на измятую постель и едва не опрокинула кофейник, примостившийся на стопке книг. Торжествуя победу, она стала возбужденно рассказывать о событиях:

– Поход на Версаль принес нам успех. Туда отправились тысячи женщин. Король Людовик со своим выводком сбежал в Париж. Марат просто гений.