Тайное становится явным - Марин Монтгомери

Я спешу к своему джипу. Теперь настало время разобраться с Нэнси.

Я несколько раз звоню Элли, но она не отвечает. По моей спине буквально стекает пот. Что может устроить Элли, пока меня нет?

Элли

У меня отвисает челюсть. Я думала, мать Шарлотты мертва.

Я жму кнопку «Перезвонить», но прежде чем успеваю произнести хоть слово, меня перебивают.

– Ну здравствуй. Наконец-то ты подошла к телефону.

– Э-э…

Я столько всего хочу спросить, но не могу отделаться от чувства, что говорю сейчас с призраком. Потому что ее мать мертва – по крайней мере, именно это сказала Шарлотта.

– Знаешь, я рассказала властям про письмо только потому, что хочу, чтобы ты могла вылечиться.

Я вцепляюсь в подлокотники кресла. Комната медленно начинает вращаться, у меня кружится голова. Пока я пытаюсь понять, как бы мне представиться, с улицы доносится шум мотора. Звук все ближе, и вот я уже слышу скрежет гаражной двери.

Затем на кухню врывается Шарлотта, ее каблуки пачкают грязью полированный пол. Она дикими глазами смотрит на телефон в моей руке.

– Это ваша мать, – спокойно говорю я и передаю ей трубку. Потом спешно ретируюсь на другую сторону кухни.

Шарлотта громко выдыхает, и выдох этот длится так долго, что я поражаюсь, как она умудрялась держать в своих легких столько воздуха. Она подносит телефон к уху, и запах ее страха, кажется, становится осязаемым.

– Здравствуй, Нэнси. Я получила твое сообщение.

Далее следует пауза, а потом Шарлотта добавляет: «Да, и это тоже».

Мы с Шарлоттой рассматриваем друг друга, разделенные кухонным столом. Односторонний диалог продолжается.

– Нет, все хорошо.

Мне явно видно, что Шарлотта меньше всего на свете хочет говорить по телефону со своей матерью.

– Мне нужно заняться своей учебной группой, – отрезает она и, даже не попрощавшись, вешает трубку, наощупь нашарив телефонный рычаг.

Я начинаю разговор первой, не давая ей возможность начать меня отчитывать за то, что я ответила на звонок.

– Я думала, ваша мать была мертва.

Шарлотта гулко сглатывает.

– Все не так просто.

– По-моему, все очень просто. Ты либо жив, – я приподнимаю бровь, – либо мертв.

– У нас сложная история отношений.

– Как и у большинства людей с их родителями.

– Я думаю, ты тоже говорила о своей семье не вполне правду, – раздражается Шарлотта, подходит ближе и опирается локтями на стол. – Не хочешь ничем со мной поделиться?

Иногда случается, что у тебя перехватывает дыхание. Вот и сейчас от страха я чувствую, что не могу дышать. Просто жду, пока она продолжит. Я хочу, чтобы она рассказала мне, что ей известно.

Мой взгляд падает на стойку для ножей позади Шарлотты. Если она знает, кто я такая на самом деле, мне нужно как-то защитить себя. Она никогда не допустит появления дочери Джонатана Рэндалла в своем доме.

Я осторожно прячу руки под стол, чтобы она не заметила, как сильно они дрожат.

– Я вам солгала.

– Я знаю.

– А вы солгали мне, – говорю я, пытаясь выиграть немного времени.

– Верно.

– Моя мать умерла от передозировки наркотиками. Не в автомобильной аварии.

Я не знаю, будет ли этого достаточно, или она захочет узнать больше.

Я даю ей время, чтобы ответить.

– Ладно, – с ничего не выражающим лицом произносит Шарлотта.

Я сцепляю руки. Шарлотта продолжает изучать меня взглядом. Я замечаю, как сквозь ткань начинает проступать красное пятно крови, так что комкаю в ладони рукав, чтобы остановить кровотечение. Потом дожидаюсь, когда она повернется спиной, чтобы взять что-то из кухонного шкафчика, и быстро споласкиваю ладонь холодной водой. Одновременно с этим я боязливо высматриваю, что именно она решила достать.

Шарлотта кладет на кухонный стол два конверта из моей прежней школы. До них мне дела нет.

– А что насчет вашей матери? – спрашиваю я. – Она пыталась скосить срок вашему бывшему?

– Ты об этом что-то знаешь?

– Просто догадалась. Она успела кое-что сказать.

– А больше она ничего тебе не говорила?

– Нет, – я жму плечами. – К сожалению, вы пришли прежде, чем я успела выудить из нее постыдные детские истории.

Шарлотта коротко смеется.

– Неплохо.

– Почему она для вас мертва?

– За то, во что превратились тридцать пять лет моей жизни, – Шарлотта смущенно опускает голову. – Я виню ее, ясно?

– За что?

– Это слишком сложно и покажется тебе абсолютно бессмысленным.

– А вы попробуйте, – хмыкаю я.

– Она связалась с моим бывшим. Хочет, чтобы я простила его за то, что он сделал, – говорит Шарлотта и обходит кухонный стол кругом, словно не может устоять на месте. – Если бы дело было только во мне, может, я и смогла бы. Но за ребенка я его не прощу.

– И вы не согласны с ней, что его нужно простить?

– У него есть дочь. Она считает, что я должна это учитывать, – рассказывает Шарлотта. А к моему лицу приливает жар, и я очень рада, что моя собеседница копается в холодильнике. – Говорит, что он выплатил свой долг перед обществом, – продолжает Шарлотта и твердо смотрит перед собой. – Я не могу его простить. И если когда-нибудь увижу его дочь, я скажу ей то же самое. Он заслуживает гнить в аду. И уверена, дочь у него такая же ущербная и бесполезная. От дурного семени не родится ничего хорошего.

Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не удариться в слезы. Сейчас мне больше всего хочется сменить тему.

– Как прошло ваше собрание? – следую я своему намерению и прикусываю губу, надеясь, что Шарлотта не заметит моего горестного лица.

– Неплохо, – выдавливает улыбку Шарлотта. – Поверить не могу, что я перепутала дату. У меня в мыслях полная неразбериха.

– Это все беременность, – хихикаю я. Потом спрашиваю, попробовала ли она мой салат.

– Было очень вкусно, спасибо, – отвечает Шарлотта и окидывает меня пытливым взглядом. – Чем занималась, пока меня не было? Я пыталась тебе позвонить.

– Я уснула, пока смотрела фильм.

– Телефон нужен для того, чтобы отвечать на звонки, – хмурится Шарлотта. – Что если я бы звонила по срочному поводу?

– Простите, – произношу я и указываю на свой живот. – Вы что-то забываете, а я постоянно чувствую себя уставшей.

Она кивает, но хмуриться не перестает.