Волхитка - Николай Гайдук

Ворон осмелел, почуяв перемену в поведении хищника. Закосолапил к остывающему мясу, крыльями взмахнул и взгромоздился на сырой шматок. Ударил клювом и стал терзать, не обращая внимания на воющего зверя.

Она докричалась-таки до матерого. Еле слышный ответ получила из глубины далёкого распадка, укрытого вечерними туманами. Обернувшись, глухо рыкнула на ворона и принялась подтаскивать щенят к еде – хватала за холку, стараясь кожу не прокусить, тащила, напряжённо вытягивая голову.

Волк запалился, перепрыгивая через кусты, через камни, валежины, через мелкие овраги и ручьи – галопом летел на сильную «песню тревоги». Не часто он слышал такие щемящие ноты в голосе своей подруги. Этот голос – вой матёрой волчицы – всегда происходил и происходит на более высоких нотах, чем у него, у матёрого. Иногда в этом голосе может проскользнуть скулёж и даже взлаиваение. Но никогда ещё не было того, что матёрый услышал сегодня, сейчас… И когда он оказался возле логова – печальные сомненья подтвердились.

Глядя друг на друга, звери коротко посовещались, резко фыркая и приглушенно рыкая, и остервенело клацая зубами. Как не жалко было им, но всё-таки решили бросить рассекреченное логово, хорошее, уютное. Только нужно было присмотреть другое место, хотя бы временное, хоть бы до утра где-нибудь просидеть, а там уж видно будет. И опять они посовещались, куда лучше уйти…

А время шло. Вечерний синеватый сумрак стекал с небосвода на землю. Неожиданно разгулявшийся ветер гнал по-над болотом облака; зелёные дубравы наизнанку выворачивал на берегах Летунь-реки и зверей против шерсти поглаживал. Мир для них наполнился угрожающим скрипом, посвистами и шорохами. Волчьим сердцем овладело беспокойство, как всегда в шумливую погоду; хотелось убежать и спрятаться – повсюду в шуме чудилась опасность очередной охотничьей облавы.

Однако ветер выдохся, упал на дно речного, тальником забитого, оврага.

Месяц, будто всплывший из трясины, тускло загорелся у горизонта. Остановившийся воздух отсыревал: шишки репейника, растущего на краю оврага, мимо которого рысцою шла волчица, – расправляли свои колючки, нахально хватая за шерсть. На пути встречалась лебеда: подушки волчьих лап ощущали появившуюся влагу в травах – на обратной стороне листа. Недалеко от логова торчали одуванчики на взгорье – с утра не раскрывались, предвещая дождь… Всё это и другое, известное лишь зверю, подтверждало близость непогоды и заставляло нервничать, спешить. Если гроза обрушится на землю – исчезнут следы человека…

Волчица-мать вошла в сухие заросли болотных камышей. В зубах у нее вертыхался покорный волчонок, сучил короткими кривыми лапами, таращился на месяц и помалкивал: стоило чуть заскулить – зубы матери больно впивались в загривок щенка и доставали почти до косточки: «Молчи! Никто не должен слышать о нашем переселении!»

Матерый сидел у покидаемого логова, угрюмо караулил оставшихся детенышей.

Двоих последних утащили вместе, шагая друг за другом в темноту и сырь полночного болота. Месяц выплыл уже почти на середину черно-синего неба, разгорелся в полную силу. Белым заячьим пухом среди кустов лежали полосы мерцающего света. Волчьи тени сделались огромными, горбатыми – занимали много места на земле.

Идущая гроза давала знать себя отдаленным гулом, отзывающимся в настороженных ногах зверей. Далёкие бледно-синие молнии за болотом всполохами били по глазам.

12

Волчье сердце клокотало кровью; горячо разбухло в горле, не давало дышать на бегу… Растягивая жилы и посвистывая взмокшим носом, волчица вдруг теряла нитку стынущего следа – теряла надежду; плаксиво скулила, кружа, и опять натыкалась на оттиски подкованных, ржавым железом и резиной пахнущих сапог. Рычала радостно, нетерпеливо и, предвкушая скорую встречу, наполнялась новою энергией.

Клубок следов распутался.

Волчица вышла на сухую гриву – к избушке.

Над головой горел зернистый Космос. Ночь прохладна, тиха и таинственна. Волчьими зрачками пульсировали в небе две знакомых зеленоватых звезды, и ослепительным волчьим оскалом сиял полумесяц в туманной дали – между деревьями сухого пригорка. Свет полумесяца метелью запорошил трясину, кусты, поляны и прогнувшуюся крышу ветхого строения.

Постепенно туман «завязывался» в капельки росы. Заблестели, намокая, ветки, травы… На лоб и нос волчицы, крадущейся к избушке, то и дело капало. Она облизывалась и, прижимая уши, осторожно отряхивала голову. Впереди – чье-то гнездо приютилось во мхах. Волчья скрадка не слышна, нежна. И птица не учуяла опасности. Лишь в последний миг взлететь хотела, пискнув. Но реакция была молниеносной – сильная лапа накрыла гнездо; и ощутила тёплое биение между когтей, куда стекала птичья кровь, будоража обостренный нюх. Голодный зверь помедлил несколько секунд и сломал в себе соблазн сожрать пичугу; навалившись на неё всею тяжестью и подождав, когда биение затихнет, волчица переступила гнездо и оглянулась, глотая слюну.

У волчицы сегодня цель – человечье мясо. Вот почему она не стала мелочиться с этой несчастной пичугой. Долго кружа по следу, она вспомнила: запах того человека встречался ей в прошлые годы; неоднократно зорил он в тайге и на болоте волчьи гнезда – пора с ним расквитаться за погубленных детей.

Она добралась до избушки. Навалилась передними лапами на дверь, но открыть не смогла. Сердце заныло в отчаянье! Что делать ей? Как быть?.. Клыки её, когти бессильны против бревенчатых листвяжных стен.

Обойдя избушку, волчица вздохнула. Уселась неподалёку, плотно охватив хвостом свои утомленные лапы с кровоточащими казанками, надорванными в буреломах и болотной хляби, – напролом летела. Запрокинув тяжёлую голову и отрешенно закрыв глаза, она хотела взвыть в бессильной ярости – докричаться до волка и вдвоем до утра попеременно караулить в кустах человека… И вдруг поблизости – широко и ярко! – раскрылась молния. Болото застелило белизной. Волчица вздрогнула и отскочила – гром застал за деревьями.

Вспышка молнии подсказала ей выход: искривлённый ствол сосны, растущий над крышей.

Она опять приблизилась к избушке. Чуткое ухо уловило за стеною шорохи, голоса. Между бревен, проконопаченных шерстью болотного мха, натягивало запахом печного дыма… Грубоватый бас мужчины и слабосильный женский тенорок – будто боролись между собой: басовые атакующие ноты перебарывали.

Необъяснимое и неожиданное волнение охватило волчицу: почуяла – надо помочь слабосильному. Ловко запрыгнув на искривленное дерево, она пошла, но оскользнулась – больно шлепнулась боком о землю… И только с третьей попытки удалось кое-как заползти по кривому стволу на чердак.

Сова сидела за трубой. Глаза – горячий уголь. От неожиданности обе испугались – друг от друга шарахнулись в разные стороны. Сова исчезла, напылив на чердаке. У трубы остались перья и теплая, аппетитно пахнущая «постель».

Волчица, едва не чихнувши от пыли, обнюхала потолок, засыпанный прогорклою землей, смешанной с птичьим пометом, листьями и хвоинками. Лихорадочно стала работать передними лапами, но под землею оказалась крепкая доска – когти заскрипели, едва не подламываясь.