Волхитка - Николай Гайдук

Не давая опомниться, Ворка прыгнул сверху. Придавил волчицу к полу и стал душить. Волос на затылке у него поднялся дыбом. Он хрипел, рычал вместе с матерым зверем и зубами норовил вцепиться в горло.

Олеська бросилась к двери.

14

Ночная гроза отшумела, из-за туч показались омытые звёзды, месяц. Свет их стал чище, яснее прежнего – небо словно придвинулось.

В деревне по улицам и переулкам, ведущим к реке, пронеслись потоки мутной воды. Воцарился тихий свежий сумрак. Слышно было, как встает с земли трава, побитая и спутанная ливнем; верещат и возятся где-то под застрехой воробьи, разбуженные громом.

На дороге за околицей заслышалось частое чмоканье конских копыт в густой грязи. Всадник, напрягая ноги в стременах, резко натянул поводья и приподнялся – ничего не видно впереди. Шагом пустил вороного. Завернул в проулок и остановился.

Чистяковы спали.

– Викторушка… Виктор! – Жена заворочалась. – Кто-то стучит!.. Да проснись же ты!.. Колода! Слышишь?.. Все стекла в доме перебьют, а он будет храпеть – хоть бы хны!

– Ну-уу, – вяло отмахнулся муж. – Суешь… как вилкой под ребро… Холера! Ни днем, ни ночью не отдохнуть! Иди, открой.

– Иди?! Мужик ты или нет? Там чёрт-те кто стучится, может быть… Оглоушат по башке колом – и поминай, как звали!

– Кому бы ты на хрен сдалась?.. Оглоушат ее!.. Ох-хо-хошеньки… Встаю.

Хозяин свет зажег и вышел в сени. Пахло сыростью. Ливень доски промочил на крыше – сверху капало.

– Кто тут?

– Я… Сосед… Ванюша Стреляный.

Виктор Емельянович зевнул и передернул шеей: капля попала за воротник.

– Ого! Сосед! За двадцать верст! – Он крючок откинул. – Проходи, вон тряпка, вытирай обувку… Что стряслось?

После долгой темноты Ванюша Стреляный светлую горницу оглядывал с большим прищуром.

– Заехал узнать… Извиняйте… Ваш парень дома?

– Серьга? Спит. – Хозяин махнул рукой и, повышая голос, приказал: – Мать, чайку нам, что ли! Ванюша, ты сыми свою одежку, пускай просохнет… Ты, может, голодный?

– Ни-ни-ни… спасибо! – Иван Персияныч беспокойно смотрел по углам. – Я спросить заехал, когда ваш парень в последний раз мою Олеську видел?..

– В последний раз? А что такое?

– Да пропала! Третью ночь не сплю! В чайной меня, однако, чем-то опоили. Пришёл домой и сдуру Олеську шуганул. К черту послал!

– Ахти-ахтушки! – Хозяйка всплеснула руками, собирая на стол. – У черта, Ванюша, теперь и ищи… Вот саранча! Вот понаехали! Давеча и меня в этой чайной обманули – полкило недовесили. Никогда у нас такого не бывало… Сейчас я подыму того пожарника. Он у нас весь в папашку. Не добудисся, хоть из ружья пали над ухом.

– Иди, потом расскажешь про папашку, – одернул муж и обратился к гостю. – Строют, строют кругом… До тебя-то ещё не добрались? Болтуны теперь везде болото сушат…

– Какие болтуны?

– Ораторы. По-научному. – Хозяин зевнул. – Ораторы земли… Скоро каюк твоему Займищу, сосед.

– Да что там Займище. Скоро всё Беловодье загробят! – загрустил Иван Персияныч. – Вот возьми плотину. Кричат: второе солнце зажигаем! Второе солнце! А рыба на нерест пойдет? Куда ей? Загорать и жариться на этом солнышке?

– Придумают что-нибудь. Там, наверное, не дурнее нас с тобой сидят, Ванюша. Мастера, они ведь знают, где поставить золотую точку… – Хозяин поднялся. – Мать, где Серьга? И ты заснула?

В закутке у сына всюду были книги – на столе, на подоконнике, на стуле, в изголовье. На стенах – картины русских художников: горы, леса и поля. Под столом – две или три малярных кисти, завернутые в тряпку, испачканную засохшей краской.

Включивши свет и бегло осмотревши закуток, мать потрепала Серьгу за волосы, за ухо… Бесполезно. Серьга до тех пор не просыпался, покуда отец не прокричал одно-единственное слово – Олеська.

Парень широко открыл глаза.

– А? – заполошно спросил. – Где Олеська? Что?..

– Ничего. Тестюшка приехал к тебе в гости, – с ласковой издевкой сообщил отец. – Встречай!

– Виктор! Ну что ты болтаешь? – возмутилась мать, пододвигая гостю чашку чая. – Попей, погрейся. Мокрый весь.

– Гроза…

– Гроза, гроза, Ванюша… – Женщина посмотрела в мокрое окно. – Ты Кикиморовых знаешь?

– Как не знать!

– Вот кто с чертями водится на нашей стороне. Не иначе, как у них твоя дочурка!

– Да я уж думал всяко…

– И думать нечего.

Серьга оделся, вышел, хмуро здороваясь: по обрывкам разговора он уже понял, в чём дело. Остановившись напротив Ивана Персияныча, парень тяжело вздохнул, глядя в пол. Кулаки его – он снова боксёрскую «грушу» колотил за сараем – кулаки сжимались, похрустывая казанками.

Деликатно покашляв, Виктор Емельянович сказал:

– Ну, вы тут пошепчитесь, а мы в спальне подождем…

– Нет, нет, – поспешил заверить Иван Персияныч. – У меня от вас секретов нет.

– У тебя-то, может, и нет. А вот у нас… – Отец на сына посмотрел. – У нас, Ванюша, мяско тайком из погреба таскают! У нас, Ванюша, краска пропадает, хрен поймёшь, куда. У нас…

Серьга стукнул жилистым кулаком о стол. Ложечка подпрыгнула в стакане, зазвенев.

– Батя! Не строй дурака из себя! Беда у человека, а ты… Нашел, когда ехидничать.

Виктор Емельянович побледнел. Подойти хотел и врезать сыну, чтобы неповадно было на родителя орать да ещё при чужих. Однако вовремя остановился; вспомнил: теперь сынок ответить может – зубов не соберешь…

– Переполошил я вас, – смутился гость.

– Всё нормально, Персияныч! – успокоил Серьга. Но жилистый кулак его не разжимался до конца невесёлой беседы.

15

Светало… Мокрая земля пышно парила на огородах, согреваемая солнцем, встающим из-за хвойного гребня тайги. Пахло умытой разомлелой зеленью. Лужи «раскрывались», голубея отраженным небом. В туманных палисадниках позванивали воробьи, зарянки и скворцы, перепархивая с ветки на ветку, – гроздья крупных капель шумно обрывались… Начиналась перекличка петухов по всей деревне.

Сонным шагом волочилось к выпасам коровье стадо.

Знакомый пастух сказал Серьге: вчера он видел девушку недалеко от Русалкиных Водоворотов.

– Только осторожнее в тайге! – предупредил пастух. – Проводов полно. Грозой пооборвало. Не знаю, как буду пасти? Зашибёт коровёнок моих.

Гроза хорошо похозяйничала – много дров наломала в тайге. Ветки валялись на тропах, косматые кроны. Издалека в глаза бросалось белое мясо деревьев, разрубленных молнией. Высоковольтные опоры там и тут накренились, поставленные наспех. Связки разбитых изоляторов лежали у подножий.