Великий любовник. Юность Понтия Пилата - Юрий Вяземский

Всё это Вардию рассказал Аттик Курций.

Ты помнишь его? Я кратко напомню: он был сыном сенатора Нумерия Аттика, в прежние годы весьма приближенного к принцепсу. Жили они в богатом доме на Квиринале, возле храма Благоденствия. Аттик был лет на десять моложе Феликса, но с юности был страстным поклонником и его самого, и его поэзии: чуть ли не все его сочинения знал наизусть. Сам стихов не писал, но получил превосходное риторическое образование. Однако в судебных процессах избегал выступать, применяя свои познания и способности к развитию теории красноречия. В тринадцатое Августово консульство Гней Пизон Младший именно его, Аттика Курция, привлек к обучению Друза, сына Тиберия. И Тиберий, когда вернулся с Родоса, а тем более когда был усыновлен Августом и стал пятилетним трибуном, приблизил к себе Аттика. И Ливия Аттика, конечно же, привечала.

VI. С женой Феликса, Руфиной, Вардий ни разу не встречался; ну, разве что, несколько раз видел ее в храме и на улице. Но от Секста Помпея, с которым Гней Эдий вновь близко сошелся, узнал, что в свите «Матери Отечества» Руфина занимает высокое положение, являясь третьей по старшинству ее наперсницей, уступая лишь престарелой Ургулании и Марции и по своему влиянию опережая Планцину…Я следом за Вардием назвал Ургуланню «престарелой», хотя ей тогда исполнился шестьдесят один год, а самой Ливии было уже шестьдесят четыре. Но Вардий тут же мне сообщил: Ургулания действительно выглядела престарелой; Ливии же, несмотря на ее природный возраст, с трудом можно было дать лет сорок пять — так эта великая женщина была свежа и, как говорят греки, «в апогее своей красоты». И тут же обратил мое внимание вот на что: три наперсницы Ливии были женами трех знаменитых людей: Марция — женой Фабия Максима, ближайшего к Августу, Планцина — женой Гнея Пизона, ближайшего к Тиберию, Руфина — женой Феликса, теперь самого знаменитого в Риме поэта и к тому же учителя Юлии Младшей.

Всё это Вардию поведал Секст Помпей. Тот самый, который, как мы должны помнить, был адептом Юлии Старшей, подвернул ногу на Тибертинском острове и не участвовал в оргиях на форумах, во время следствия и процессов был выпущен из-под стражи и полностью оправдан, и не потому, что вовремя подвернул ногу, а потому, что с самого начала Юлиных похождений был информатором Ливии. Ныне, в консульство Нервы и Аспрената, Секст, как и в былые времена, не занимал никаких официальных должностей. Но Вардию однажды как бы проговорился и вместе с тем будто предупредил: «Август сейчас очень занят войной в Паннонии. У него совсем нет времени, чтобы следить за поэтами и прочими литераторами. Официально за ними надзирает Фабий Максим. А неофициально — Ливия. И я ей, разумеется, помогаю».

Вардий насторожился и спросил: «А наш с тобой общий друг?..» — Гней Эдий многозначительно не договорил. А Секст ему так же многозначительно улыбнулся и ответил:

«У него всё в порядке. Он всё правильно делает. Ему доверяют».

Помпею в тот год исполнилось сорок пять лет. Он был на четыре года моложе Вардия и Феликса.

VII. В Феликсовом окружении самым молодым был Публий Кар: ему было тридцать четыре года (моложе его был лишь Котта, но тот вместе с братом Мессалином сражался в Паннонии). Кар посвятил себя поэзии. Он в это время работал над эпической поэмой о Геркулесе и почему-то решил, что его герой на возвратном пути из Испании, от своих Столпов, непременно посетил Галлию, Гельвецию и даже Германию. И стал искать общества Вардия, чтобы тот рассказал ему об этих странах. Отвечая на его расспросы, Гней Эдий и сам расспрашивал Кара, который в последние годы так тесно примкнул к Феликсу, что считался одним из ближайших его друзей.

От Кара Вардий узнал, что Феликс то ли от Ливии, то ли от самого Августа получил заказ написать обширное стихотворное сочинение о римских праздниках. Но помимо этой «календарной» поэмы, «Фастов», как он сам ее называет, Феликс сочиняет еще одну поэму, которую никто ему не заказывал. В ней Феликс описывает превращения различных героев в животных, в растения, в камни, в источники и в звезды. Написанное он никому не показывает, за исключением Кара и Аттика, и изредка советуется с Гигином, поскольку этот человек считается крупнейшим знатоком мифологии, а также с Цельсом Альбинованом, потому как Цельс врач и ему лучше других известны ощущения человека, по болезни или вследствие ранения теряющего чувствительность конечностей или всего тела. Эту тайную свою поэму Пелигн именует по-гречески «Метаморфозами» и, когда у него на нее выкраивается время, трудится над ней с упоением, которое редко испытывает, работая над «Фастами».

VIII. Чтобы больше к этому не возвращаться, несколько слов о друзьях и приятелях Феликса.

Его считал своим другом и продолжал ему покровительствовать Фабий Максим, как мы знаем, один из самых влиятельных людей в Риме. Фабию было под шестьдесят, а точнее — пятьдесят восемь лет.

По-прежнему благоволил к Феликсу теперь уже семидесятилетний Марк Валерий Мессала Корвин. Август постоянно оказывал Мессале различные знаки внимания. Однажды, например, в день божественного Юлия предстал перед Мессалой в его атрии, в толпе приветствовавших его клиентов, и во всеуслышание объявил: «Рассчитывай, Марк, на меня, как когда-то рассчитывал на тебя мой великий отец. Если понадоблюсь, не стесняйся и призывай. Приду по первому зову»…

Близки к Августу были также Помпоний Греции и Корнелий Север. Первый готовился к военной и провинциальной карьере. Второго Цезарь всячески привечал, словно извиняясь за ссылку отца его, Кассия Севера: Корнелий уже дважды был претором, и ходили упорные слухи, что он вот-вот станет консулом.

Помпей и Флакк были фаворитами Ливии.

Аттик — приближенный Тиберия и воспитатель его сына Друза.

Салан — воспитатель Германика.

Цельс, Брут, Гигин, Педон ни к Августу, ни к Ливии, ни к Тиберию вплотную не примыкали, как бы сохраняя свою независимость. Но Цельс после смерти Антония Музы стал самым почитаемым в Риме врачом, Брут считался одним из лучших судебных ораторов, Педон — знаменитым философом, Гигин — крупнейшим из римских эрудитов в самых различных областях знания. А посему они, эти якобы независимые, чаще и шире, чем многие «зависимые», привлекались и Тиберием, и Ливией, и самим Августом.

Теперь стало яснее, с какими людьми дружил и приятельствовал Феликс?

Я не упомянул двух сыновей Мессалы — Мессалина и Котту, — но лишь потому, что во второй год паннонской войны их не было в Риме.

Однако вернемся к Вардию.

IX. В конце марта Гней Эдий устал ожидать Феликса и сам решил его навестить. В городском доме того не оказалось, и Вардий поехал на виллу.

«Хозяина нет», — строго объявил привратник. А Вардий ему так же строго велел: «Доложи, что прибыл человек из претория».

Привратник побежал докладывать. Гней Эдий вошел на территорию усадьбы.

Навстречу ему из главного дома вышла женщина лет тридцати. Внимательно оглядев Вардия с ног до головы, она сказала: