Опиум - Лидия Сивкевич

ты ради чего продался? – Даниил сделал пару шагов на встречу к предателю. В воздух бросились руки «ножей», шурша пальцами на курках. Волохов замер, шире распахнув глаза. Князь, увидев в них страх, продолжил говорить. – Неужели при правительстве у тебя больше власти, чем при мне?

– Может и не больше, но по-другому не получилось, извини.

– Извиняю.

Сквозь новую волну тишины пробрались несдержанные вздохи. Мужчины, обученные воевать без проявления эмоций, не смогли удержать при себе удивления.

– Вот так, просто? – нахмурился Никита.

Князь равнодушно пожал плечами. Этот жест говорил об искренности убедительно, но для пущего доверия мужчина поднял вверх одну руку, а вторую плавно отвёл за спину, чтобы «ножи» поняли его намерения.

– А чего ты ожидал? – спросил Даниил, отбросив свой пистолет к стене.

– Что ты мне глотку перегрызёшь за неё. – Волохов небрежно махнул рукой на тело Риты.

– Быть может однажды, – Князь снова пожал плечами, – но ты ведь позаботился, чтобы у меня не было такой возможности? – Он перевёл взгляд на фигуру в чёрном пальто, скромно присутствующую в тени. – Прокурор ведь собирается меня арестовать?

– Шахов предлагал тебя убить, но меня такой вариант не устраивает, – вздохнул Никита.

– Отчего же?

– В случае твоей смерти, – он оглянулся назад и сделал пару шагов от лежащего под его ногами тела, – и смерти твоей жены, которой ты тайком завещал Опиум, он переходит государству. А если ты попадаешь за решётку, я остаюсь у руля. Клуб практически мой.

– Поздравляю, – губы Князя сложились в улыбку, которая значила слишком много, но ничего не выражала, – ты меня обыграл. – Он сделал ещё один шаг навстречу директору Опиума и протянул ладонь.

Снова укрепились хватки предателей на оружии. Казалось, сердца перестали биться в ожидании ответа. Волохов сделал настороженный шаг, ему оставалось лишь поднять руку, чтобы принять рукопожатие.

– Никита Валерьевич, – предостерёг кто-то из «ножей», – не стоит.

Князь лишь усмехнулся. Усмехнулся наличию страха, который способен вызвать даже будучи поверженным и безоружным. Волохов задрал подбородок, понимая, что его победа не доведена до конца. Он по-прежнему не был главой, не был тем, кем хотел, пока страшился человека, которого боялись остальные. От абсолютной власти его отделяло лишь одно движение – рукопожатие с человеком, которого он предал.

Волохов переложил пистолет в левую руку. В абсолютной тишине раздался шелест сцепившихся ладоней. Рукопожатие, скреплённое ухмылками, казалось, стёрло накал, пронизывающий всё здание.

Этой иллюзии Князю хватило, чтобы явить миру всю боль, разгоревшуюся внутри. Он нырнул назад, потащив за собой руку предателя. В теле плескалась сила, подпитанная жаждой мести, и её хватило, чтобы в секунду превратить врага в живой щит.

– Не стрелять! – завопил Волохов, предпринимая жалкие попытки вырваться. – Не стрелять! – боязливо повторил он, но его голос погас среди выстрелов из крепкой руки.

Выхватив оружие директора продуманным движением, Князь стал убирать «ножей» одного за другим. Они сперва слушались своего босса, понимая, что он станет мишенью, но как только в них полетели пули, точность которых была обусловлена ярой местью, охранники позабыли о командире и принялись защищаться.

Волохов стал кровяной подушкой, вспоротой десятками пуль. Он стал щитом и дёргался в агонии до тех самых пор, пока пистолеты не умолкли.

Шахов попятился назад, подняв руки над головой. Он и не рассчитывал, что успеет достать оружие и выстрелить, и уж тем более не рассчитывал, что именно его пуля проберется к Князю сквозь щит, залитый собственной кровью. Ужас в его глазах сменился отчаянием в ожидании крадущейся смерти.

– Что, прокурор, – раздался спокойный голос, ничуть не потерявшись в тоннах мрачного воздуха, – добро победило? Да?

– Все проиграли, – успел ответить Шахов.

Мёртвое тело Волохова сползло на пол, больше не являясь укрытием для Князя. Поэтому прокурор четко видел, как дрожащая рука, судорожно сжимавшая пистолет, указала дулом именно на него. А последнее, что майору довелось увидеть – огненная вспышка, заставившая пулю стремительно помчаться к его голове.

10:27

Как только Рита упала, Князь уже знал, что её не стало. Он был спокоен от того, что его женщина умерла мгновенно. Но не только потому, что ей не пришлось мучиться от боли и осознавать свою смерть, а ещё и из-за того, что она не успела ничего ему сказать. Дать ни одного запрета на то, как ему следует распорядиться собой. Ведь всё остальное было сказано между ними в то бесконечное время, что они провели вместе, за те годы, которые показались им целой жизнью, со всеми её красотами, удовольствиями и испытаниями. Несколько лет, которые они прожили в белой полупустой квартире, у них получилось растянуть до десятилетий, наполняя прочными чувствами. Будто их союз был способен управлять временем, растягивать его для того, чтобы они успели испробовать всё до капли, но не превратиться в дряхлых стариков. Они стали друг для друга опиумом – наркотиком, вызывающим эйфорию, но в больших дозах приводящим к гибели.

Как хорошо, что она не успела ничего сказать, ведь она бы запретила ему. Без сомнений она бы не причитала о своей утекающей жизни, не плакала бы о том, что потеряно. Эта женщина надела бы на бледнеющее лицо властность и со всем гневом, который только знала, велела бы ему не сметь.

Наконец, он опустил взгляд, и сразу же зажмурился от боли, которая пронзила всё его тело, словно молния. Рита лежала на ледяном полу так, будто опустилась, чтобы полюбоваться звёздами на ясном небе, уложив вдоль тела руки и чуть задрав подбородок.

Даниил подобрался к ней и ощупал шею в поисках пульса, хоть и знал, что с такими ранениями не живут. Но выглядела она так, словно вот-вот проснется и станет потягиваться с блаженным мурчанием.

Мужчина видел, как утекает от неё тепло. Безвозвратно, неумолимо. И ему неподвластно приказать жизни вернуться обратно, даже подкупить, чтобы задержалась хоть на день. Он мог только остаться с ней.

Как хорошо, что она умерла мгновенно, не почувствовав боли и не успев ничего ему запретить.

Князь опустился на пол, лег на спину, тут же продрогнув от холода. Уложил Риту на своей груди. Кожа с рубцами тут же натянулась и неприятно заныла, как это было всегда, но он ни разу не посмел прогнать эту женщину со своей груди. Крепче прижав её к себе, он приставил дуло к виску, растянул губы в смиренной счастливой улыбке, и без тени страха и сомнения нажал на курок.

Примечания

1

(анг.) Нож

2

Knife –