Вечерняя звезда - Екатерина Соловьёва

– Не совсем. Он ещё не определился. Он борется.

– С вами?

Мы приземлились. Ветер бежал по траве и клонил нежные лиловые цветы.

– Нет, сам с собой.

– И кто же победит?

– Не знаю, сударыня, но вы должны помнить: что бы ни случилось… О! Перестаньте плакать.

– Не могу.

Обняла его. Волк дышал мне в ухо.

– Что бы ни случилось, я всегда буду… – Он лизнул мою щёку, и… я услышала allegro con brio из пятой симфонии Бетховена. Будильник.

Села на кровати и, словно кино, прокручивала свой сон. Ту часть, которая была с волком. И думала: «Недаром я назвала тебя Вольфрамом. Ты – моя вечерняя звезда во тьме всех миров, путеводная нить, ведущая к счастью. Я потеряюсь без тебя среди чужих людей. Мой свет истинной любви существует лишь потому, что ты светишь мне. Спасибо за надежду, что ты есть хотя бы где-нибудь. Но не мог бы ты быть поближе? Пожалуйста».

* * *

Весь день я бубнила про себя: «Он жив! Жив». Ещё вчера я не знала этого наверняка, а теперь сомнения рассеялись. Нужно радоваться, но почему же в моей голове голосом божественной Джесси Норман плачет решившая умереть Дидона[42]?

До чего нелогичная женщина! То у неё «remember»[44], то «forget»[45]. Сама выгнала своего Энея, а теперь плачет. Я бы ни за что не отпустила его! Духи, колдуньи, римские боги – плевать. Только вернись, не отпущу!

* * *

– Лиза, перешли, пожалуйста, последний вариант Киреевых.

– Квартиру?

– Нет, дом. Крышу корректирую.

– Лови.

– Это Покровка. А я просил дом.

– Ой, извини. Уже отправила.

– Ты прислала бассейн. А мне нужна мансарда. Что с тобой?

Действительно, что со мной? Неважно. Гораздо важнее, чего со мной нет.

Мы с Любой снова пошли к Лале. Двор, в прошлый раз заваленный снегом, теперь был чистым, солнечным, с подсохшими лужами. Она встретила нас своим необыкновенным душистым чаем и яблочным пирогом.

– Видела его? – цыганка уставилась на меня прожигающими насквозь чёрными глазами.

Я кивнула. Она разложила карты.

– Ох, нелегко ему, нелегко! Как жив-то ещё… На волоске висит. Сверху – пропасть и снизу – пропасть. Не плачь, слезами не поможешь. Он сильный. Молись. Авось дойдёт.

Я сжала опаловый кулон.

– Почему судьба так жестока к нему?

– Потому что щедрые дары он получил от неба, и спрос с него особенный. Поймал его колдун, нашёл слабину – холодное сердце. Жил он разумом и долгом, а людей презирал. Честно правил, зря никого не обижал, душа его благородна, но сердце билось ровно, не зная любви.

– Не слишком ли высока цена ошибки?

– Высока, колдун перешёл границу и ответит, не сомневайся. Но это уже не твоё дело. Твоё – молиться и верить, что всё будет хорошо.

– А будет?

– Если Бог даст. Больше-то всё равно некому.

* * *

Мы вышли от Лалы.

– Люб, не могу дома сидеть! Давай сходим куда-нибудь.

Настроение было тяжёлое, переживать его одной не хотелось. Погода поддержала меня на все сто: к вечеру небо заволокло тучами, пошёл дождь, не по-апрельски промозгло холодный. Наша с Любой прогулка, запланированная с утра, отменилась.

– Лизок, ты старое кино любишь? – Она раскрыла зонт.

– Обожаю.

– Тогда махнём ко мне. Сын телевизор купил во всю стену. Думала что-нибудь душевное посмотреть, да компании не было.

– С удовольствием!

Мы заказали огромную пиццу и устроились на Любином диване под «Иронию судьбы». Две серии – то, что нужно.

– Какая всё-таки Барбара Брыльска красавица, – вздохнула я, когда Надя в меховой шапке и в пальто с капюшоном поехала покупать Мягкову билет в Москву.

– И не говори… а судьба несчастливая, – отозвалась Люба. – Вот так часто у вас, у красавиц.

– Ты обо мне? Скажешь тоже…

– Не спорь.

– А Лала?

– Лала своё счастье у жизни вырвала.

– В смысле?

– За неделю до свадьбы троюродной сестры жениха у неё увела.

– Цыгана?!

– Конечно.

– Страшно представить.

– Даже не догадываешься, насколько. Боялись, третья мировая начнётся.

– И?..

– Пронесло, – засмеялась она.

– Люб, скажи, я же внешне не изменилась, но раньше мужчины на меня так не бросались.

– Ты и не светилась раньше. Красивая была, но…

– Что «но»?

– Боль прежнюю вижу. Она закрыла твоё сердце для них. Выстудила. Что человек, что зверь – на тепло идёт, не на холод. Но и прежде ты не горела тем огнем, который манит мужчин, как животных. Человек – существо плотское, а огонь и свет – это разное. Но свет их тоже влечёт.

– Они же его не видят. И в нашем мире он, наверное, еле шкворчит.

– Мужчины вообще ничего не видят, за редким исключением. Они чувствуют. Но не то, что мы. А твой свет – уж точно.

Пока мы были вдвоем с Любой, мне полегчало, но как только я осталась одна, снова скрутили беспокойство и страх. Что с ним? Не болен ли? Не голоден? Лала сказала, он может выдержать, может дойти до меня. Вольфрам, дойди, пожалуйста! Ты нужен мне как воздух. Без тебя нечем дышать.

* * *

Назавтра было воскресенье. Телефон зазвонил с утра «Маленькой ночной серенадой».