Земля имеет форму чемодана - Владимир Орлов

И, пожалуй, в нём не было нужды. Воробью до орлицы долететь затруднительно. И никто из воробьёв залетать не задумывал. Какая в этом надобность?

Кстати, не заблуждается ли он, Куропёлкин, в оценке тонкостей души Нины Аркадьевны? Зачем приписывать работодательнице чувство вины. Сам продал себя в рабство. Сам не выдержал искушения красотой женского тела. И заткнись. Не обольщайся подарками вывертов жизни. Вытерпи два года. А что касается её чувства вины… К чему бы оно ей? Ну, предположим, испытала удовольствие… Но действие Куропёлкина она могла признать нападением раба, нарушившего порядок служебных отношений. Ему-то показалось, что хозяйке потребовалось немедленное удовлетворение чувственного голода, может, так оно и было, но, утолив голод, она осознала, кого призвала в утолители, и взревела в ужасе: «В Люк его!» Какое уж тут чувство вины! Виноват был, естественно, раб. Теперь же возникла возможность позабавиться, да ещё и с переодеванием и сюжетным розыгрышем. Попробуй, вытерпи ещё два года! Бежать! Нажать на гвоздь Башмака, добраться до Бавыкина с его сапожной мастерской, с его глобусами и чемоданами, пробитыми металлическими штырями, порассуждать за накрытым столом, а потом анфиладами подземных залов и лабораторий утечь из поместья госпожи Звонковой.

Но куда?

Найдём куда…

С завтраком прибыла горничная Дуняша.

Два яйца в мешочек, хлеб, поджаренный в тостере, йогурт, стакан зелёного чая. Достаточно.

— Аппетит не вернулся? — поинтересовалась Дуняша.

— Нет, — пробурчал Куропёлкин.

— Зато, говорят, ваша Баборыба теперь обжирается.

— Её дело, — сказал Куропёлкин.

— И что интересно, — добавила Дуняша, — в компании с господином Трескучим…

— Её дело…

— Уж больно вы какой-то удручённый, — покачала головой Дуняша.

— Обещаю к обеду восстановить аппетит, — мрачно сказал Куропёлкин.

— Ладно, — сказала Дуняша. — Вам были обещаны поблажки. Прекращать действие контракта с вами Нина Аркадьевна не намерена. По какой причине, не знаю. Но догадываюсь, — слова Дуняши при этом были подтверждены улыбкой понимания сути. — А поблажки предложены такие. Гуляйте, где хотите и сколько пожелаете, хотите — закажите велосипед, посещайте Водный дом…

— У нас есть Аквариум, — мрачно же произнёс Куропёлкин.

— Ну, это понятно, — кивнула Дуняша, — и тем не менее… И даже… И даже… Если захотите, выйдите за ограду и можете автобусом добраться до Москвы. Там развлекайтесь…

— На воздушные и невидимые деньги? — спросил Куропёлкин.

— Вот вам конверт с зарплатой за первый месяц службы, — сказала Дуняша.

— В песо? — спросил Куропёлкин.

— Отчего же в песо? — удивилась Дуняша. — Холдинг бережёт свою репутацию. На обновки вам хватит. Коли заскучаете, можете посетить своих прапорщиков в Грибных местах.

— А если не вернусь? — спросил Куропёлкин.

— Тебя вернут, — сказала Дуняша.

— Ну да, понимаю, — согласился Куропёлкин.

— А что это ты читаешь? — спросила Дуняша, взяла со стола Куропёлкина книгу со строгой синей обложкой. — Тяжёлая. Так… «Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй», том первый… Это что такое?

— Китайский роман шестнадцатого века.

— Какого?

— Шестнадцатого. У нас в стране жил такой Иван Грозный, если ты о нём слыхала…

— Кино смотрела, кажется… — поскребла в памяти Дуняша. — С чего бы ты вдруг стал читать древних китайцев?..

— Во-первых, они не такие уж и древние. А потом мне, не знаю по какой причине, прислали книги средневековых китайских и японских авторов.

Дуняша принялась листать первый том «Цветов сливы…».

Наткнулась:

— Вот как! Глава семнадцатая: «Прокурор Юй-вэнь обвиняет командующего императорской гвардией Яна. Ли Пин-эгр берёт в мужья Цзян-чжао-шаня». Это детектив, что ли?

— Ага! — сказал Куропёлкин. — Эротический роман и детектив одновременно с прокурорской проверкой.

— Ты меня за дуру держишь? — обиделась Дуняша.

— Ну, хорошо, — сказал Куропёлкин. — Ещё до… Ну, сама понимашь…

— Понимаю, — кивнула Дуняша.

— Ну вот, до того происшествия мне была доставлена книга «Китайская пейзажная живопись» с заданием высказать о ней своё мнение, всё-таки я побывал в соседских портах и кое-что в них узнал. Но высказывать мнение не пришлось. И вот теперь эти китайские романы, впрочем, корейские и японские тоже.

— Бизнес Нины Аркадьевны, — сказала Дуняша.

— Ты полагаешь?

— На днях Нина Аркадьевна улетела на Бруней и в Папуасию. Её интересы сейчас на Востоке и Юге Азии.

— Хорошо, что в Папуасии нет литературы, — сказал Куропёлкин.

— А вдруг есть? — рассмеялась Дуняша.

— Ты, Дуняша, меня пугаешь, — сказал Куропёлкин. — Ты слишком осведомлённая. И видимо, знаешь тайны здешнего двора. Но кто ты здесь, понять я не могу. Даже не знаю, как к тебе обращаться, наверное, всё же на «вы» и по имени-отчеству… Как ты записана в паспорте?

— Евдокия Ивановна Ермолаева, — будто бы растерялась Дуняша.

— Слава Богу, не Авдотья.

— Почему?

— Евдокией была моя тётка. Тётя Дуня, — сказал Куропёлкин.

— И отчего же ты не можешь понять меня? — спросила Дуняша.

— Или я тупой, Евдокия Ивановна, — сказал Куропёлкин, — либо для меня нет необходимости разгадывать твои секреты и выпытывать, с кем ты и кто тебе приятен и кто неприятен…

— А какая бы вышла польза, если бы мои секреты тебе открылись? — спросила Дуняша.

— Похоже, никакая, — вздохнул Куропёлкин.

— А не был бы тупым, — сказала Дуняша, — задумался бы над плохо объяснимыми для тебя поступками Нины Аркадьевны…

— Значит, ты на её стороне или в её команде? — предположил Куропёлкин.

— Всё ты упрощаешь, милостивый государь Евгений Макарович, — теперь уж будто бы не по делу рассмеялась Дуняша.

— А книги тебе присылают в надежде на то, что ты можешь оказаться полезен своими советами в бизнес-проектах. Я так полагаю. То есть считай, что ты теперь как бы советник.

— Никто никаким советником меня не назначал, — сказал Куропёлкин, — и я не намерен им быть. Побуду бездельником два года. Язык эскимосский выучу.

— Ну, что же… Над тобой сейчас две силы, — сказала Дуняша, — а потому имеешь возможность для манёвров и даже интриг. С тем я тебя и покидаю. И о Баборыбе своей не забывай, но при этом помни и о другой, возможно первой для кого-то, команде Нины Аркадьевны.