Диана. Жизнь, любовь, судьба - Сара Брэдфорд

Но ничто не могло компенсировать Диане крушения романтической мечты о семье, любящем муже и детях. Диана боролась, но в конце концов проиграла, и виной тому стали в равной степени ее собственные импульсивные действия и макиавеллиевские происки дворца. Королева и герцог Эдинбургский посоветовали Диане жить отдельно, сохраняя при этом спокойные отношения с бывшим мужем. Диана не прислушалась к добрым советам и решила полагаться только на свою интуицию, которая не позволила ей пойти на компромисс.

Возможно, ей следовало бы повнимательнее изучить жизнь Эдуарда VII и королевы Александры, но и это вряд ли бы помогло. Александра смирилась и решила жить собственной жизнью, все чаще уединяясь в Сандрингеме. Она сохранила уважение мужа и любовь народа. Дочь короля Дании, она знала правила королевской жизни и соблюдала их. Ей посчастливилось иметь любящую семью, которая поддерживала ее и к которой она всегда могла обратиться в трудные минуты. У Дианы этого не было. Она заплатила высокую цену за попытку сопротивляться правилам – осталась в одиночестве. После развода дорога для Камиллы была открыта.

Поддерживали Диану подруги – Люсия Флеча де Лима, Аннабел Голдсмит и Роза Монктон. Роза не понаслышке была знакома с проявлениями «темной стороны» Дианы, как называла это Люсия. В доме Голдсмитов Диану считали членом семьи, но в Ормли-Лодж она всегда была милой, обаятельной и остроумной. «Она была такой веселой! – вспоминал один из родственников. – Мы по полу катались от смеха – так она нас веселила…»[473]

Узнав о том, что у мужа Люсии случился инсульт, Диана, никого не предупредив, немедленно вылетела в Штаты, чтобы его навестить. «Она не видела себя со стороны и просто не понимала, в какой восторг приводит окружающих. Ей стоило войти в комнату, как все вокруг замирали, – вспоминает дочь Люсии, Беатрис. – Когда мой отец попал в больницу, она тут же прилетела в Америку… Вот почему мы так ее любили. Она совершала невероятные поступки – прилетела, хотя никто не просил ее… На этаже, где лежал мой отец, был установлен автомат с кока-колой. Возле автомата собралась целая очередь… Люди не уходили, все хотели ее увидеть… Отец был без сознания. Мы пытались до него достучаться, звали по имени: „Пауло, Пауло…“, он не реагировал. А когда принцесса Диана тихо произнесла: „Пауло“, он очнулся и прошептал: „Доктор, у меня галлюцинации… Я только что видел принцессу Диану“[474].

Диана в любых сложных ситуациях относилась к друзьям с тем же безграничным сочувствием. Когда умер муж Памелы Харлек, которого Диана знала по работе с Английским национальным балетом, она сделала все, чтобы вдова не чувствовала себя одинокой: звонила Памеле, приглашала ее вместе пообедать. „Она была очень заботливым человеком“, – вспоминает леди Харлек.

„После смерти Теренса Диана была невероятно добра ко мне, – вспоминала Диана Донован, супруга знаменитого фотографа, с которым Диана была очень дружна. – Он умер в конце 1996 года, и с этого времени она постоянно присутствовала в моей жизни, поддерживала, как может зрелая женщина поддержать юную девушку. Первый поздравительный звонок, который раздался у меня в Рождество 1996 года, был от Дианы, а ведь она находилась на Карибских островах“[475].

„Люди не понимали, какое колоссальное давление испытывала Диана, – вспоминает одна из подруг. – Причем постоянно, с девятнадцати лет“[476]; именно это заставляло ее искать возможность расслабиться в „забавных“ светских кругах, среди людей, которых она считала „нормальными“. Эти люди, имена которых постоянно упоминались в колонке светской хроники Таки Теодоракопулоса в журнале Spectator, не могли дать ей поддержки и любви, хотя именно в симпатии и понимании Диана отчаянно нуждалась. И все это она обрела в новой подруге из круга Голдсмитов, леди Козиме Сомерсет.

Козима Сомерсет была дочерью брата Аннабел Голдсмит, Александра Чарльза, девятого маркиза Лондондерри. С Дианой они познакомились за обедом в Ормли-Лодж в январе 1996 года. Мать Козимы, очаровательная и любимая всеми Николетт, в августе 1993 года покончила с собой в возрасте пятидесяти двух лет. Накануне знакомства с Дианой Козима рассталась со вторым мужем, лордом Джоном Сомерсетом, младшим сыном одиннадцатого герцога Бофорта. Дети, пяти и трех лет, остались с отцом в фамильном замке Бадминтон в Глостершире. Сама Козима Вэйн-Темпест-Стюарт жила в Уайньярде, английском поместье маркизов Лондондерри.

На том январском обеде присутствовали лишь Аннабел, Диана и Козима. „Сходство нашего положения сразу сблизило нас“, – вспоминала Козима. Она со слезами сказала: „Мне кажется, будто снова перерезали пуповину, соединявшую меня с детьми… Я оплакиваю жизнь в Бадминтоне, потому что сроднилась с этим местом и с людьми, которые там живут. Бадминтон помог мне пережить боль от потери Уайньярда, где прошло мое детство“. „В глазах Дианы я заметила понимание и сочувствие, – вспоминала Козима. – Она попыталась утешить меня: „Кози, ты привыкнешь““[477]. „Мне было так плохо, – писала Козима, – но я сразу же влюбилась в эту женщину“[478].

Диана и Козима сделались очень близки: постоянно созванивались, посылали друг другу видеозаписи. В феврале, съездив с Дианой и Аннабел Голдсмит в Лахор, Козима записала: „Между нами возникла подлинная близость и чувство товарищества. С этого момента я чувствовала, что она стала мне сестрой и мы обе – часть большой семьи Аннабел“[479]. Вернувшись в Лондон, Диана отправила Козиме ароматическую свечу в глиняном горшочке с запиской: „Надеюсь, эта свеча озарит твой путь в самые мрачные минуты“. Козима с благодарностью зажигала свечу Дианы каждый день на протяжении полугода.

Раз в неделю они обязательно обедали вместе в Кенсингтонском дворце. „Это было похоже на сеансы у психотерапевта. Мы с легкостью понимали друг друга: рассказывали, как тяжело жить вдали от мужей, нас обеих тревожило неопределенное будущее – мы оказались оторваны от больших влиятельных семейств и потеряли защиту. И меня, и Диану считали неуравновешенными, параноидальными, истеричными дурочками“[480]. Обе женщины искали объяснения своих страданий в мире сверхъестественного. Мысль о том, что их судьба была предопределена, приносила им облегчение.

В мае Козима и Диана провели выходные на Мальорке. Они болтали обо всем: о детстве, браке, детях. По дороге в аэропорт Козима поняла, в какой кошмар превратилась жизнь Дианы. Стоило их машине выехать из ворот отеля, как ее тут же окружили папарацци на машинах и мотоциклах. Они ехали по узкой горной дороге, но фотографы не отставали, несясь на огромной скорости и занимая обе полосы. Один из репортеров направил объектив своей камеры прямо в окно машины. „Я чувствовала, как тяжело Диане, – вспоминала Козима, – но она сохраняла ледяное спокойствие, что меня поразило: мне казалось, мы вот-вот разобьемся. Диана сказала лишь: „Добро пожаловать в мой мир…““[481] Она словно предчувствовала свою судьбу.