Наша песня - Дэни Аткинс

– Если бы мы имели дело с болезнью сердца или, скажем, с тяжелым случаем стенокардии, тогда шунтирование могло бы стать решением проблемы. Но в случае с вашим мужем сердце само по себе слишком сильно повреждено. Даже вживление дефибриллятора в грудную клетку всего-навсего дало бы нам некоторое дополнительное время, но не стало бы исцелением. К сожалению, единственным решением может стать лишь то, о чем я вам уже сказал.

– Пересадка сердца! – Я произнесла эти слова почти шепотом, словно произносить их вслух означало бы навлечь на себя проклятье. А это было уже смешно, поскольку ситуация была такая, что страшнее и не придумать. – Но Дэвид еще очень молод. И он здоров.

– И это большие плюсы для вашего мужа. Вот почему у нас есть все основания надеяться, что в его случае результат будет удовлетворительный.

Я покачала головой, все еще стараясь осознать шокирующий диагноз.

– А если донорского органа не будет? Что тогда?

Мистер Биердсуорт ничего мне не ответил, за него многое сказали его глаза. Я почувствовала, как рыдания рвутся из моего горла, готовые вот-вот вылететь наружу. Так же молча консультант передал мне через стол коробку с салфетками.

– Но его сердце… – Тут я запнулась.

Для кардиолога сердце было просто насосом, органом, в случае Дэвида – истощенным и теряющим силы. Но для меня слова о том, что оно будет извлечено и заменено, означали, что вместе с сердцем исчезнет и вся сущность человека, которого я так любила. Как я ни старалась, я не смогла отделить одно от другого.

– Все это… все это трудно понять, просто голова кругом идет, – объяснила я сквозь слой салфеток.

– Я очень хорошо вас понимаю, – убедительно произнес доктор. – Вам придется осознать и принять очень многое. Но каждый день в нашей стране проводится около двухсот операций по пересадке органов. С точки зрения хирургии процедура эта не такая сложная, как вы думаете. Самым трудным после того, как мы определим Дэвида в качестве кандидата на операцию, будет ожидание донорского сердца.

– А он… он сам об этом знает?

Кардиолог с серьезным видом кивнул.

– Даже несмотря на то, что он очень серьезно болен, ваш муж очень ясно видит и оценивает всю ситуацию. Он напрямую спросил меня, рассматривается ли возможность трансплантации, и я не увидел причин, по которым необходимо было бы скрывать от него данную информацию.

– И как он это воспринял?

– Как любой другой, будь он на его месте, – с грустной улыбкой сообщил мистер Биердсуорт. – Очень многое надо осознать. Вам обоим.

От его участия я ощутила горький привкус слез. Я закрыла глаза и подождала, пока они уйдут. Теперь, как никогда раньше, мне нужно держать себя в руках и не расклеиваться.

– Мы уже получили результаты необходимых анализов, остальные будут готовы в самое ближайшее время. Но я настоятельно рекомендую поместить его в список срочно нуждающихся в схеме распределения, тогда это даст ему некоторые преимущества, если только отыщется донорское сердце. До того времени ему придется оставаться в больнице.

– Значит, ему нельзя вернуться домой? Совсем никак? – Даже я сама поняла, что мой голос сейчас прозвучал как у отчаявшегося ребенка.

– Боюсь, что нет, миссис Уильямс. Он сильно болен.

– Можно мне сейчас его увидеть?

– Конечно, – сказал доктор, вставая со своего места и ожидая, когда я тоже смогу встать на свои подкашивающиеся ноги.

Я почти потеряла остатки хладнокровия. Он дружеским жестом положил ладонь мне на руку и вывел меня из комнаты.

– Мне ужасно жаль, что в настоящее время я не могу вам больше ничего предложить. Но, пожалуйста, держитесь и старайтесь сохранить позитивный настрой. Очень важно поддерживать Дэвида в стабильном состоянии, как эмоционально, так и физически, а мы будем ждать.

«Пока кто-нибудь не умрет», – про себя добавила я, чувствуя, как груз его слов опускается на меня громадным валуном. Для Дэвида борьба теперь будет заключаться в том, чтобы держаться за жизнь, пока кто-то другой ее не потеряет.

Мне потребовалось немного времени, чтобы успокоиться, прежде чем я открыла дверь в его палату. На пороге я еще пару раз глубоко вдохнула и выдохнула, как дайвер, которому предстояло нырнуть глубоко в темные незнакомые воды. Я надела свою привычную маску игрока и распахнула дверь. Дэвид не спал, глаза его были устремлены на дверь, словно в ожидании. Он ждал меня.

Я поколебалась всего секунду, увидев его грустный взгляд, словно он извинялся передо мной, и быстро миновала разделяющее нас пространство. Его губы были такими знакомыми, но в поцелуе уже не чувствовалось прежней силы и энергии. Я осторожно выпрямилась и села как можно ближе к нему, при этом очень осторожно, чтобы не задеть многочисленные трубки и провода, с помощью которых в его организм поступала дополнительная порция кислорода.

– Как у тебя идут дела с тем привлекательным милым доктором? – хрипло произнес он, поддразнивая меня.

Как всегда, я мгновенно подхватила его шутливую манеру и, сделав обиженное лицо, наморщила нос и заявила:

– Я променяла его на старшего консультанта.

– Да ты что! А это мудрый шаг? Кажется, он для тебя староват…

– А я люблю старичков. Они не так быстро убегают, когда их догоняешь.

Дэвид хотел рассмеяться, но при этом чуть не задохнулся, и вся аппаратура мгновенно среагировала на это: показатели на графиках взлетели вверх, машины тревожно запищали, а дежурная сестра у его кровати осуждающе нахмурилась, глядя на меня.

Это сразу же отрезвило нас обоих.

– Прости, Шарлотка. Не так все должно было получиться.

– Ну, что есть, то и есть, – с грустью констатировала я. Потом взяла его руку и нагнулась, чтобы перецеловать костяшки его пальцев. – Но если ты продолжишь меня вот так пугать, тогда предупреждаю – я с тобой разведусь.

Медсестра с ужасом посмотрела на меня, а Дэвид лишь слабо улыбнулся.

– Не получится. «Пока смерть не разлучит нас», помнишь? Только вот я не думал, что этот пункт нашей сделки начну выполнять слишком рано.

И тут меня охватила ярость. Не на него, а на жизнь, на судьбу или на что-то другое, что лишало его сил сражаться.

– Даже не смей мне говорить ничего подобного. Никто тут никого не бросает.

Прекрасные глаза Дэвида наполнились болью, но не от того, что он сейчас испытывал сам, а из-за того, как тяжело это все отразилось на мне.

– Я просто хочу, чтобы с тобой все было в порядке, Шарлотта. Неважно, что потом случится.

– А ничего и не случится, – упрямо отрезала я. – Ты будешь оставаться здесь, пока для тебя не найдется новое сердце. Хорошее, здоровое сердце. А потом, примерно ближайшие шестьдесят лет, сможешь спокойно просить прощения за то, что так сильно меня напугал. – Я обхватила его ладонь руками. – Это временное явление, это препятствие, которое мы должны преодолеть и двигаться дальше. Я ничего больше не хочу слышать о смерти или о том, что придется расстаться. За тобой еще остается поездка в Нью-Йорк, и я собираюсь рано или поздно потребовать ее.