Россия в годы Первой мировой войны. Экономическое положение, социальные процессы, политический кризис - Ю. Петров

Крестьянская активность, которую накаляли еще и солдаты, возвращавшиеся с фронта, была направлена против ближайшего виновника всех бед — помещика. При явной неустойчивости власти в 1917 г. она вылилась в разгромную волну, которая буквально «смела» культурное помещичье хозяйство. В 1917 г. эпицентр крестьянского недовольства находился в центральной России. С началом продовольственной диктатуры Временного, а затем Советского правительства он сместился в районы торгового земледелия и ремесла — Поволжье и Сибирь. Производственная взаимосвязь сельских хозяев — помещиков и крестьян — в условиях войны была уничтожена.

Аграрная экономика живет по законам, отличным от других сфер хозяйственной деятельности. Она тесно связана с природным фактором и климатическими условиями в разных местностях. Сам сельский труд носит сезонный характер, а его результаты имеют «отложенный характер». Поэтому исследователи за основу изучения изменений в сельском хозяйстве берут отрезки в 5–8, а иногда и 8–12 лет. Именно такой период должен пройти, чтобы перемены проявились в полной мере.

При наличии специализации хозяйство на селе не могло существовать как исключительно монокультурное. Земледелие, животноводство, частичная сельскохозяйственная переработка и местные промыслы были увязаны друг с другом и в целом сбалансированы, а хозяйственный процесс предопределен неизменной последовательностью и взаимосвязанностью операций. Вспашка земли всегда предшествовала посеву, а выращивание той или иной культуры (например, ржи или пшеницы) определяло количество выездов на поля в течение сельскохозяйственного сезона. «Виды на урожай» даже при хороших погодных условиях могли не совпасть с результатами сбора хлебов, если за посевами плохо ухаживали.

Севообороты при выращивании технических и масличных культур были сложнее, чем при выращивании зерновых, где еще обходились традиционным трехпольем. Сельское хозяйство было сложным организмом, где баланс между размером посевных площадей, сенокосов, выпасов, поголовьем скота, удобряемыми площадями складывался и терпеливо поддерживался десятилетиями. Война нарушила это равновесие, хотя первые негативные последствия проявились не сразу. И лишь переписи 1916–1917 гг. показали общероссийскую картину в целом.

По регионам России ситуация в аграрном секторе изменялась по-разному. В 1914 г. она практически не отличалась от предыдущего мирного года. Но осенне-зимние мобилизации и реквизиции рабочего скота 1914–1915 гг. отозвались ориентацией на посев менее трудоемких культур (тех, что требовали меньше выездов на поля). Хороший урожай 1915 г. в производящих губерниях позволил сделать хорошие запасы зерновых, но не изменил нараставшей тенденции сокращения посевов. К тому же погодные условия 1916–1917 гг. на большей части страны оказались ниже среднего, местами на грани недорода (Пензенская, Симбирская и др. губернии). И даже обильные сборы хлебов в Сибири, где урожай выдался обильный, не могли изменить общей неблагоприятной картины.

К этому времени многие крестьянские хозяйства остались без скота или с одной лошадью. Нормальное земледелие становилось невозможным. Разнообразные факты подтверждают общую тенденцию. В 1917 г. в Смоленской губернии малообеспеченных (1 лошадь) хозяйств насчитывалось до 60%, в Тульской губернии доля хозяйств без посева составляла 6,5%, в Калужской — 14,6%, больше 10% — в Симбирской и Курской губерниях. Даже в отдаленной от центра Уфимской губернии доля малопосевных крестьян (до 6 дес. посева) составляла 68%. В центральной России для крестьян купить хлеб становилось предпочтительнее, чем его выращивать.

Все это, а также дефициты потребительских продуктов (сахара, масла, хлопка), порожденные нарушением торговых связей, в конечном счете влияло на образ жизни сельскохозяйственных производителей. Деревня в военную пору выработала разные поведенческие практики, определяемые сочетанием местных и общих, объективных и субъективных факторов. Многочисленные региональные исследования описывают это многообразие, приводя данные об общем росте или снижении хозяйственной активности. Обозначим их общие контуры.

В центральных районах страны (Промышленный, Черноземный), где у крестьян были в основном небольшие наделы, война способствовала возрождению традиционных устоев хозяйствования. Нехватка рабочих рук, скота, рыночная непредсказуемость толкали крестьянина отказаться от производительного, ориентированного на рынок поведения, в пользу сосредоточения на извечной практике самообеспечения. Фактически это означало отказ от модернизации в пользу натурализации хозяйства и ведения потребительского хозяйства.

Эта практика зримо предстает на страницах дневниковых записей крестьянина Ивана Глотова из Архангельской губернии, где преобладало трудовое семейное хозяйство. Вернулся с семьей в родную деревню из военного Петрограда, где «прожитье стало очень дорогое… недостаток почти во всем» (запись от 20 ноября 1915 г.). «Домой приехали, встреча была нерадостная, холодная, неприветливая, встречали как чужих, видно было, что лучше мы бы не приезжали» (запись от 16 марта 1916 г.). Большой семье надо было ужиматься. После раздела земли с братьями начал вести собственное хозяйство. Запись от 18 марта 1918 г.: «Купил у Тихона Платоныча в Задней кобылу за 390 руб. (15 лет). В весну приступил к своему личному хозяйству. Сеяли овес, горох, ячмень и пшеницу вместе с братом Афанасием. Овес и ячмень получен для посева по договору раздела хозяйства. Паровое поле, то есть под рожь и ячмень, переоровывали (перепахивали. — Я. Т.). Масленник после разделили, а остальное вместе, также и навоз возили вместе. Сенокос обрабатывали отдельно…» Из скота у Глотова были одна лошадь и корова на семью из 5 чел.

Другой, предпринимательский, тип поведения просматривался в многоземельных районах (южноуральские, северо-кавказские, заволжские, сибирские губ.). Так, в Стерлитамакском, Белебеевском уездах Уфимской губернии богатые крепкие крестьянские семьи (с посевом свыше 50 дес.) проживали целыми волостями. Они сумели сохранить высокотоварный характер. 52-летняя Софья Свистунова из деревни Сергеевка Николаевской волости руководила обширным хозяйством на 111 дес., имела 48 голов скота, 5 рабочих лошадей, 60 дес. посева. Семья включала десять человек. В той же деревне 27-летняя Дарья Барякина держала бразды правления вместо мобилизованного мужа. Хозяйственный комплекс составляла земля в 120 дес, из которых засевалось 77 дес. В хозяйстве держали 91 голову скота. Сами хозяева трудились, не разгибая спины, хилых и немощных среди них практически не было. Но и в таких хозяйствах просматривалась тенденция уменьшения посевных площадей.

Существовать отдельному хозяйственному организму фермерского типа, вплетенному в многообразные сбытовые структуры, при разрушении прежних рыночных связей было едва ли возможно. Рост спроса на хлеб и мясо со стороны государства, армии, города ориентировал их на кооперативный сбыт продукции. На юге России (Киевская, Кубанская области) в конце 1914 г. было уже свыше 40 кооперативных товариществ, объединявших до 60% денежных средств крестьян. Рост инициативы по кооперированию заметен по всей стране. Нарушения договорных обязательств и поставок, сбои хотя бы в одном из звеньев торговой (или хлебозаготовительной) цепи разбивали прежние рыночные контакты, нарушали сложившиеся связи. Для восстановления или установления новых требовалось время. Связи и отношения легче и быстрее можно было наладить не указами из центра, а в регионах, на местном уровне. Видимо, именно этим был вызван всплеск кооперативного движения в стране, рост кооперативных союзов, попытки объединения сил местных деловых кругов, других самоорганизующихся структур.