Влияние морской силы на историю. C предисловием Николая Старикова - Альфред Тайер Мэхан

За храбрыми словами Людовика XVI последовали почти немедленно другие, иного, более мягкого тона, обращенные также к адмиралу д’Орви-лье накануне его отплытия. Адмирала известили, что король, узнав о силе английского флота, полагается на его благоразумие в момент, когда под его командой состоят все морские силы, какими располагает Франция. В сущности, оба враждебных флота были почти равны, и без детальных сведений о вооружении каждого отдельного корабля невозможно было решить, который из них сильнее. Д’Орвилье оказался, подобно многим ответственным лицам до него, между двумя противоположными приказаниями, причем исполнение любого из них в случае неудачи грозило ему опалой, тогда как правительство, во всяком случае, было обеспечено козлом отпущения.

Рассмотрение относительной силы двух флотов, материальной и моральной, неизбежно привело бы нас к изложению событий американской войны за независимость. Прежде чем описывать эту борьбу, будет уместно дать приблизительную оценку всей морской силы Англии, основанную, за неимением более точных данных, на докладе первого лорда адмиралтейства, сделанном в палате лордов в ноябре 1777 г., всего лишь за несколько месяцев до того, как началась война с Францией.

Возражая оппозиции, жаловавшейся на слабость флота Канала, он сказал:

«Мы имеем теперь в Великобритании сорок два линейных корабля (не считая находящихся за границей), тридцать пять из которых вполне укомплектованы командами и готовы выйти в море в любой момент, когда это потребуется… Я не думаю, чтобы Франция и Испания питали враждебные намерения по отношению к нам, но, во всяком случае, то, что я сейчас сказал, дает мне право утверждать, что наш флот – более чем равный соперник флоту всего дома Бурбонов»[115].

Однако надо сказать, что эта уверенность не разделялась адмиралом Кеппелем, который в марте месяце следующего года был назначен командующим флотом и взглянул на последний, употребляя его собственное выражение, «глазом моряка»[116]; в июне месяце он вышел в море только с двадцатью кораблями.

Совершенно нежелательно вводить в наше изложение какое-либо рассмотрение политических вопросов, которые привели к отпадению Соединенных Штатов от Британской империи. Уже было замечено, что это отделение последовало за рядом ошибок английского министерства, которые нельзя считать неестественными, учитывая идеи, преобладавшие в то время в вопросе об отношении колоний к метрополии. Нужен был человек выдающегося гения, чтобы признать не только справедливость притязаний американцев, – это сделали многие, – но также и военную силу их положения, о которой говорилось выше. Она заключалась в отдаленности колоний от метрополии, в их взаимной близости, независимой от господства над морем, в характере колонистов, главным образом английского и голландского происхождения, – и в вероятной враждебности Франции и Испании. К несчастью для Англии, люди, наиболее способные считаться с таким положением во времена революции, были в меньшинстве и не у дел.

Выше уже говорилось, что, будь эти тринадцать колоний островами, морская сила Великобритании сумела бы так изолировать их, что падение их одной за другой было бы неизбежным. К этому можно прибавить, что узость полосы, занимавшейся тогда в Америке цивилизованным человеком, и характер пересечения ее морскими рукавами и судоходными реками практически ставили в положение островов (поскольку речь шла о взаимной поддержке) большие области восставшей страны, которые были недостаточно велики, чтобы бороться самостоятельно, но в то же время слишком велики, чтобы падение какой-либо из них не явилось роковым ударом для общего дела. Самый известный случай относится к линии реки Гудзон, где бухта Нью-Йорк с самого начала удерживалась британцами, которые в сентябре 1776 г., через два месяца после издания «Декларации Независимости», взяли также и город. Передвижение вверх и вниз по такой реке было, без сомнения, гораздо труднее для парусных судов, чем для современных паровых; тем не менее представляется невозможным сомневаться в том, что если бы морской силой Англии управляли тогда деятельные и способные люди, можно было бы настолько овладеть рекой и озером Шамплэн при посредстве военных кораблей, расставленных через известные промежутки и при достаточном числе сопровождавших их галер, – чтобы поддержать передвижение достаточной армии между верховьями Гудзона и озером, препятствуя в то же время всякому водному сообщению между Новой Англией и штатами, расположенными к западу от реки. Эта операция близко напоминала бы ту, при посредстве которой во время гражданской войны флоты и армии Соединенных Штатов постепенно разрезали надвое Южную конфедерацию, овладев течением Миссисипи, и политические результаты этого были бы даже еще более важны, чем военные; ибо в тот ранний период войны дух независимости был гораздо более общим и горячим в области, которая была бы отрезана, т. е. в Новой Англии, чем в Нью-Йорке и Нью-Джерси и даже, может быть, в любом другом штате, за исключением Южной Каролины[117].

В 1777 г. британцы пытались достигнуть этой цели, послав из Канады генерала Бургойна (Burgoyne), чтобы форсировать путь к Гудзону через озеро Шамплэн. В то же самое время сэр Генри Клинтон двинулся к северу от Нью-Йорка с тремя тысячами человек и достиг Вест-Пойнта, где, посадив часть своих сил на суда, послал их вверх по реке, до пункта, расположенного в сорока милях от Олбани. Здесь офицер, стоявший во главе отряда, узнал о сдаче Бургойна в Саратоге и возвратился; но то, что он сделал, стоя во главе отряда, выделенного из другого, насчитывавшего всего три тысячи человек, показывает, чего можно было достигнуть при лучшей организации. В то время как это случилось на Гудзоне, главнокомандующий английскими войсками в Америке довольно курьезно воспользовался морской силой своей нации для перевозки ядра своей армии, в четырнадцать тысяч человек, из Нью-Йорка ко входу в Чазапикскую бухту, чтобы взять Филадельфию с тыла. Этот эксцентричный маневр был выполнен успешно по отношению к его объекту – Филадельфии; но, вызванный политическими соображениями (Филадельфия была местом заседаний конгресса), он был противен разумной военной политике. Поэтому завоеванный город вскоре был снова потерян, и, кроме того, завоевание его обошлось очень дорого, ибо этой диверсией британских сил различные отряды их были лишены взаимной поддержки и контроль над водным путем Гудзона был потерян. В то время как Бургойн с семью тысячами регулярных войск, кроме вспомогательных, двигался для захвата верховьев реки, четырнадцать тысяч человек были направлены от ее устьев к Чезапику. Восемь тысяч, оставшихся в Нью-Йорке или близ него, были вследствие этого привязаны к городу присутствием американской армии в Нью-Джерси. Этот гибельный шаг был сделан в августе месяце, а в октябре Бургойн, отрезанный от своих и окруженный, сдался. В мае месяце, следующего года англичане очистили Филадельфию и после трудного и опасного похода через Нью-Джерси, где их преследовала по пятам армия Вашингтона, вернулись в Нью-Йорк.