Влияние морской силы на историю. C предисловием Николая Старикова - Альфред Тайер Мэхан

В Европе самым знаменательным элементом была готовность к войне французского флота и до некоторой степени испанского, – по сравнению с прежними войнами, Англия занимала всецело оборонительное положение и не имела союзников, тогда как короли из дома Бурбонов ставили себе целью завоевание Гибралтара и Порт-Маона и вторжение в Англию. Первые два были, однако, желанными объектами для Испании, последние – для Франции; и такое расхождение целей было роковым для успеха этой морской коалиции. Во Введении был сделан намек на стратегический вопрос, поднятый этими двумя направлениями политики.

В Вест-Индии положение воюющих сторон на суше было примерно одинаково сильным, хотя это не должно было быть так. Обе – и Франция и Англия – имели сильные позиции на Наветренных островах, – одна на Мартинике, другая на Барбадосе. Нужно заметить, что положение последнего, на ветре у всех других островов этой группы, было решительным стратегическим преимуществом в дни парусного флота. В рассматриваемых войнах борьба почти ограничилась районом Малых Антильских островов. Здесь остров Доминика, лежащий между французскими Мартиникой и Гваделупой, служил предметом домогательств французов с самого начала войны и был захвачен ими. Ближайшей землей к югу от Мартиники являлся остров С.-Лючиа – французская колония. Ее сильная гавань на подветренном берегу – бухта Грозило (Gros Ilot) – была прекрасным местом для наблюдения за действиями французского флота в Форт-Рояле, на Мартинике. Англичане захватили острова, и с этой безопасной якорной стоянки Родней сначала подстерег, а затем преследовал французский флот перед славным сражением 1782 г. Острова, лежащие дальше к югу, имели меньшее военное значение. На больших островах Испания должна была бы осилить Англию, владея Кубой и Порто-Рико, а вместе с Францией также и Гаити, тогда как Англии принадлежала только Ямайка. Испания, однако, считалась здесь лишь мертвым грузом, а Англия была слишком занята в других местах, чтобы атаковать ее в этом районе. Единственной областью в Америке, где испанское оружие дало себя почувствовать, была большая страна, лежащая к востоку от Миссисипи и известная тогда под именем Флориды, которая, хотя и находилась в то время во владении англичан, не присоединилась к возмутившимся колониям.

В Ост-Индии, как вспомнят читатели, Франция вернула свои базы по условиям мира 1763 г., но политическое преобладание Англии в Бенгалии не уравновешивалось господством Франции в какой-либо другой части полуострова. В последующие годы англичане распространили и усилили свою власть, чему благоприятствовал характер их главных представителей, Клайва и Уоррена Гастингса. Сильные туземные враги, однако, поднялись против них в южной части полуострова как на востоке, так и на западе, представив для Франции превосходный случай восстановить свое влияние с началом войны; но ее правительство и народ остались слепы к возможностям этой обширной страны.

Не то было с Англией. В тот самый день, когда вести об объявлении войны достигли Калькутты, – 7 июля 1778 г., – Гастингс послал приказание губернатору Мадраса атаковать Пондишери и подал пример захватом Чандернагора. Морские силы обеих наций в Индии были незначительны; но французский коммодор после короткого сражения оставил Пондишери, который сдался после семидесятидневной осады с суши и с моря. В марте месяце следующего, 1778 г., пал Маэ (Mahé), последнее французское поселение, – и французский флаг опять исчез; но в то же время в Индию прибыла сильная английская эскадра из шести линейных кораблей, под начальством адмирала Юза (Hughes). Отсутствие способной противостоять ей французской силы дало англичанам полный контроль над морем, вплоть до прибытия Сюффрена, явившегося почти три года спустя. Между тем вовлечены были в войну и голландцы, и их станции – Негапатам, на Коромандельском берегу, и очень важная гавань Тринкомале, на Цейлоне, – были захвачены (последняя в январе 1782 г.) соединенными силами армии и флота. Успех этих двух предприятий определил военное положение в Индостане, но прибытие Сюффрена, как раз месяцем позже, обратило номинальную войну в отчаянную и кровавую борьбу. Эскадра Сюффрена была решительно сильнее неприятельской, но не имела порта, ни французского, ни союзного, который мог бы послужить ей базой для операций против англичан.

Из этих четырех главных театров войны, два – североамериканский и вест-индский, как и следовало ожидать по их близости, смешивались и прямо влияли друг на друга. Нельзя, очевидно, сказать того же о театрах европейском и индийском. Наше повествование поэтому, естественно, распадается на три раздела, из которых каждый может до известной степени рассматриваться отдельно. После такого отдельного рассмотрения будет указано и их взаимное влияние, вместе с весьма полезными уроками, которые надлежит извлечь из достоинств и недостатков, из успехов и неудач больших комбинации и из роли, сыгранной морской силой.

13 марта 1778 г. французский посол в Лондоне известил английское правительство, что Франция признала независимость Соединенных Штатов и заключила с ними договор о торговле и оборонительном союзе. Англия немедленно отозвала своего посла. Но хотя война была неизбежна и Англия находилась в невыгодном положении, испанский король предложил свое посредничество, и Франция ошибочно медлила нанести первый удар. В июне адмирал Кеппель отплыл из Портсмута с двадцатью кораблями. При встрече с двумя французскими фрегатами его орудия открыли огонь, чтобы заставить их остановиться, и тем самым начали войну. Узнав из их бумаг, что тридцать два французских корабля стоят в Бресте, Кеппель тотчас же возвратился за подкреплениями. Выйдя опять в море, с тридцатью кораблями, он встретился с французским флотом, лежавшим под командой д’Орвилье к западу от Уэссана и на ветре, при западном ветре. 27 июля состоялось первое морское сражение этой войны, известное под именем сражения при Уэссане.

Бой этот, в котором участвовало с каждой стороны по тридцати линейных кораблей, был совершенно нерешительным по своим результатам. Ни один корабль не был захвачен или потоплен; оба флота после сражения возвратились в свои порты. Несмотря на это, сражение приобрело большую известность в Англии вследствие общественного негодования, возбужденного его безрезультатностью, и целой бури морских и политических дискуссий, которую оно вызвало. Адмирал и третий в порядке командования офицер принадлежали к различным политическим партиям; они возводили обвинения один против другого, и при последовавших затем разбирательствах дела в военном суде вся Англия разделилась в основном по партийному признаку. Общественное мнение и мнение моряков, в общем, сочувственно относилось к адмиралу Кеппелю.

В тактическом отношении сражение представляет некоторые интересные черты и позволяет сделать один вывод, значение которого не умерло и в наши дни. Кеппель был под ветром и желал непременно вызвать противника на бой; чтобы достигнуть этого, он дал сигнал общей погони за ним лавировкой на ветер, с тем чтобы быстроходнейшие корабли его догнали самые тихоходные корабли неприятеля. При первоначально равной эскадренной скорости это распоряжение было совершенно правильным. Д’Орвилье, будучи на ветре, не имел намерения сражаться иначе, как при условиях, какие сам найдет выгодными. Как обыкновенно бывает, флот, действовавший наступательно, достиг своей цели. На рассвете 27-го оба флота были на левом галсе, держа на вест-норд-вест при устойчивом бризе от зюйд-веста (план IX, А, А, А)[119]. Английский арьергард спустился под ветер[120], и Кеппель вследствие этого дал сигнал шести его кораблям выбраться на ветер так, чтобы они могли занять наилучшее положение для поддержки главных сил флота, если он вступит в бой. Д’Орвилье заметил это движение, которое истолковал как намерение атаковать его арьергард превосходными силами. Так как враждебные флоты находились тогда на расстоянии шести миль один от другого, то он последовательно повернул всем своим флотом через фордевинд (французы от А к В), вследствие чего несколько уклонился под ветер, но приблизился к неприятелю и теперь был способен видеть его лучше (позиции В, В, В). При завершении этой эволюции ветер отошел к югу, благоприятствуя англичанам; тогда Кеппель, вместо того чтобы повернуть на другой галс, остался на прежнем еще полчаса (англичане от В к С) и затем повернул всем флотом на курс, параллельный курсу французов. Это подтвердило подозрения Д’Орвилье, и так как ветер, словно умышленно благоприятствовавший в это утро англичанам, теперь отошел обратно к западу, позволив им нагнать французский арьергард, то он повернул всем флотом через фордевинд (от В к С), приведя, таким образом, остальные суда на помощь арьергарду, теперь сделавшемуся авангардом, и помешав Кеппелю сосредоточиться на нем или прорвать его. Враждебные флоты прошли один мимо другого на противоположных галсах[121], обменявшись неэффективными залпами, – французы на ветре и имея возможность атаковать, но не воспользовавшись ею. Д’Орвилье тогда дал сигнал своему авангарду – прежнему арьергарду – повернуть через фордевинд, пройдя под ветер английского арьергарда, который был под ветром у главных сил его флота, намереваясь сам остаться на ветре и, таким образом, атаковать упомянутый арьергард с двух сторон; но командовавший этим соединением, принц королевской крови, не послушался, и возможное преимущество было потеряно. Англичане пытались проделать такой же маневр. Адмирал авангарда и некоторые из его кораблей повернули оверштаг, как только вышли из огня (D)[122] и двинулись за французским арьергардом; но на большей части этих судов повреждение такелажа препятствовало повороту оверштаг, а поворот через фордевинд был невозможен, вследствие наличия других кораблей сзади. Французы оказались затем под ветром и снова образовали линию, но англичане уже не могли атаковать ее. Этим и окончилось сражение.