Дневник самоходчика. Боевой путь механика-водителя ИСУ-152. 1942-1945 - Электрон Приклонский

С тяжелым сердцем и одновременно с гордостью следим с товарищем за ходом захватывающего церемониала. Стоя в стороне, в тени опушки.

После торжественного марша, которым завершилось вручение Знамени, народ разошелся по своим палаткам. И мы отправились поздравлять свои бывшие экипажи и знакомых водителей и командиров. По пути в столовую Павел сказал, что подал уже второй рапорт об отчислении.

После обеда приехал Краснознаменный ансамбль красноармейской песни и пляски под управлением Александрова. Два полка, стоящих по соседству, с радостью устремились на живописную просторную поляну, посреди которой возвышалась деревянная сцена, сколоченная на скорую руку. Концерт прошел с большим успехом. Особенно понравился «Вася-Василек», да и не только мне: все широкое полукольцо зрителей так шумело и аплодировало, что песня была исполнена на бис. Большое впечатление произвела также оратория «Александр Матросов», только у актера, игравшего роль молодого героя, было пожилое усталое лицо и слишком длинные волосы. Лихой, зажигательный солдатский перепляс окончательно рассеял мои мрачные мысли, настроение приподнялось, и мы с Павлом не стали отказываться от приглашения товарищей – новых гвардейцев – разделить с ними их радость.

3 июля

Во второй половине дня закончил все формальности, предшествующие окончательному уходу. У палатки «поймал» меня гвардии лейтенант, комсорг полка, отвел в сторонку и, вынув из нагрудного кармана гимнастерки мой комсомольский билет, отдал его мне. Виновато и обрадованно трясу руку лейтенанта. А он, улыбаясь, негромко рассказывает: «Понимаешь, наш зенитчик (так между собой офицеры из экипажей называют майора Шишова) вспылил страшно, когда ему позвонили из Учебного центра насчет самовольщиков, а тут первый ты и подвернись под горячую руку. С билетом он, понятно, тогда перегнул, так что потом вызвал меня. Передал твою книжицу и потребовал наказать по комсомольской линии, но бюро полковое у нас еще не выбрано из-за теперешней суматохи предотъездной. И обсуждать тебя пока некому. Поэтому с твоей учетной карточкой все в порядке. А вот «увольняться» ты не умеешь. Учился бы, на начпрода глядя: он из воды сухим вышел. Так-то!» И мы дружески простились.

В Белоруссии взят город Борисов.

4 июля

Освобожден многострадальный Минск. Окруженные дивизии захватчиков мечутся среди белорусских труднопроходимых лесов и непролазных болот, несут огромные потери. Жестоко мстит врагу истерзанная, но не покоренная им героическая белорусская земля. Деморализованные фашистские вояки целыми подразделениями сдаются в плен. Пленных взято очень много.

Полк уходит на погрузку, а мы со Стахановым – в резервный полк.

7 июля

Четвертый день живем в резервном полку, в длинном заглубленном полубараке-полуземлянке с двухэтажными нарами. Ежедневно по несколько раз справляемся в штабе, не требуются ли в какой-нибудь полк водители и командиры, и, кроме того, на всякий случай сами ведем разведку в окрестностях.

Лиду вижу чаще, так как стоим совсем близко от девичьего городка, но настроение такое чемоданное, что встречи наши проходят почти официально, без лирики. Мне даже пришлось выслушать по этому поводу замечание от «старшины» (так прозвал Федор строгую, но справедливую Юлю).

Вчера освобожден город Ковель. Узнали мы об этом, когда ездили втроем с Федором и Павлом фотографироваться в Пушкино. С разрешения, конечно. Фотокарточки нужны, чтобы послать домой и обменяться друг с другом на память: а вдруг расстаться придется.

Федя накануне раздобыл где-то защитного цвета фуражку и очень гордился своим приобретением: уж очень эффектно выбивался слева из-под козырька, словно у донского казака, слегка волнистый, пышный золотистый чуб. Возвращались мы электричкой, стоя в тамбуре, одна дверь которого была открыта из-за неисправности. Федя, расположившись у самой двери, по обыкновению смешит нас, рассказывая разные завиральные истории, и поминутно высовывается наружу, подставляя лицо теплому ветру. На одном из закруглений пути, где электричка неслась, накренясь влево и не сбавляя скорости, Федина фуражка вдруг снялась с его головы, на мгновение зависла в воздухе, будто прощаясь со своим форсистым хозяином, и не успели мы ахнуть, как она круто взмыла вверх, к самой крыше вагона, а затем описала сложную кривую и исчезла под грохочущими колесами. У Федьки в этот момент был такой отчаянный вид, словно он собрался ринуться вслед за беглянкой, но он шагнул к стоп-крану. Павел перехватил его руку: «Не дури!» Федька только грустно присвистнул, и лицо его приняло хорошо мне знакомое детски-обиженное выражение.

Вечером попадаю в наряд караульным начальником. Времени для размышления – пропасть. Скучно здесь: сиди у моря и жди погоды. За час до полуночи случайно узнаю о запросе, который поступил в наш резерв из какого-то тяжелого самоходно-артиллерийского полка, формирующегося по соседству. Там будто бы недостает механиков-водителей... Оставив за себя помощника, спешу в штабную землянку к дежурному по части и прошу направить меня в тот полк. Пока меня снимали с караула, в штабе приготовили пакет с личным делом. Зайдя за своими вещами (шинелью и вещмешком) в нашу землянку, я не застал на своем месте Павла с Федором и отправился в дорогу один. Спотыкаясь в темноте, бодро топаю в новый полк для «прохождения дальнейшей службы», как значится в выданной бумажке. До расположения полка добрался минут за двадцать. Обнаружить его было нетрудно: левее торной дороги, столь памятной мне, то ближе, то подальше вспыхивали на короткое время яркие огни фар, доносилось знакомое урчание дизелей и лязг гусениц; потом стали слышны громкие возбужденные голоса. В ночном придорожном леске кипела жизнь.

Скоро оказываюсь возле двух машин-фургонов с раскинутыми антеннами, затем обхожу «Виллис» со спящим на сиденье шофером и чуть в стороне, под молодыми елочками, замечаю группу офицеров. Они толпятся перед небольшим столом. То один, то другой торопливо уходят, вместо них появляются новые. Подхожу поближе. Прямо с еловой ветки свисает над столом колпачок переноски. Из-под него падает на стопку бумаг яркий белый круг. У сидящего за столом человека освещены руки с тонкими сильными пальцами и нижняя часть худощавого лица с резкими – от соседства света и тени – морщинами возле уголков волевых губ. Он выслушивает доклады, отдает приказания и распоряжения, подписывает какие-то документы, вызывает кого-то. По тону, каким разговаривают с ним, догадываюсь, что это и есть командир. Только через несколько минут, когда он, освободившись, подпер подбородок рукой и устало смежил веки, делаю три шага к столу и, попросив разрешения обратиться, докладываю о прибытии.

Взяв мое направление и документы, подполковник быстро просмотрел их, отметил что-то в записной книжке и назвал номер моей батареи и фамилию комбата: старший лейтенант Березовский. На пару секунд командир полка снова прикрыл глаза, потом крепко надавил на них пальцами и со сдерживаемым раздражением произнес:

– Что там у вас, в резервном полку, людей, что ли, нет? Или позаснули в штабе все? Еще вечером через офицера связи просил направить ко мне командира машины и двух механиков-водителей... – Он заглянул на ручные часы. – Сутки кончаются, а оттуда ни ответа ни привета. Вот вы, техник-лейтенант, первая ласточка.