Иван Молодой. Власть полынная - Борис Тумасов

Видит Бог, нет на нем вины, не хотел он зла князю Михаилу. Тем паче изгонять его в Литву… Не он ли, великий князь Иван Молодой, ратовал за тверского князя…

Снял сапоги и рубаху, но не стал ложиться на кровать, умостился на лавке.

Долго не брал сон, а к утру вздремнул и Елену увидел. Говорила она ему с укором:

«Вот видишь, Иван, упреждала я тебя: коварна Софья, остерегайся ее».

Елену сменил воевода Беззубцев. И тот тоже говорил:

«Заматерела на Москве византийка, вишь, как государем вертит…»

На месте впадения Твери в Волгу много лет назад новгородцы срубили городок и нарекли его по имени реки Тверью. Входила Тверь в состав Переяславского княжества, но вскоре город вырос, окреп и стал самостоятельным княжеством, а удобное положение на торговом пути сделало Тверь богатым городом.

В посадах тверских укреплений селился мастеровой люд. Особую славу города составляли каменщики-строители.

Пробуждалась Тверь под перезвон колоколов. Звонили к заутрене.

Вскорости заиграл рожок пастуха, захлопали калитки, замычали коровы и заблеяли козы. Со слободы на высокие луговые травы выгоняли стадо. Коровы запруживали улицы, вперемежку семенили козы. Позади шел пастух, наигрывая на свирели. Подгоняя отставших коров, то и дело щелкал кнутом босоногий пастушок.

И перезвон колоколов, и мычание коров, и хлопанье бича, и игра на свирели успокаивающе подействовали на молодого великого князя.

Он поднялся, надел сапоги. Вошел приставленный к нему отрок, внес таз и кувшин с водой. Иван умылся, отерся льняным рушником и до завтрака вышел на красное крыльцо.

Дворня уже суетилась. От поварни валил дым печей, неподалеку мужик колол дрова, под навесом гридни чистили, скребли коней.

Издалека донесся перестук молотков в кузнице, затарахтели колеса телеги по плахам мостовой. От торжища послышались первые зазывные голоса торговок, пирожниц, сбитенщиков. Тверской торг такой же суетный, как и московский…

Трапезовал князь Иван в одиночестве: великая княгиня Елена была еще в Москве. Ел нехотя кашу гречневую с молоком да творог со сметаной и медом. В сени направился, с трудом переступая от боли в ногах.

В просторных светлых сенях его уже дожидались бояре, переговаривались, один вопрос беспокоил: пора выплачивать Москве по уговору. На Думе порешили собрать деньги по дворам. Однако тверской люд взволновался, потребовал переложить долг на бояр и купцов…

С появлением князя бояре стихли. Иван сказал:

- Не станем доводить люд тверской до бунта, бояре, подумайте, чем все обернуться может.

Известный на всю Тверь скандалами боярин Брешко заверещал:

- На всех подворно разложить! Силой собрать! Его оборвал старый боярин Семенов. Поглаживая седую бороду, заметил:

- Поди, запамятовал, боярин Брешко, как десяток лет назад народ вотчины наши крушил и ты от гнева людского в Ржеве укрытие сыскал?

- Так то когда было! Смерд есть смерд.

- Не будем спорить, бояре, - прервал их великий князь, - сойдемся на Думе, сызнова порешаем, как лучше, чтоб и волки были сыты, и овцы целы.

- Москве с кого бы шкуру ни снимать, лишь бы свое взять! - снова завизжал боярин Брешко. - Тверь не Литва! Хорош мир!

Расходились бояре, недовольные Иваном Третьим: ишь что удумал, за счет Твери обогащаться. Старый боярин Семенов снова заметил:

- Благо, не разорил, данью отделаемся.

Молодой великий князь Иван отправился в опочивальню, где его уже ожидал лекарь из Рима мистро Лион.

Напарил Иван ноги, лекарь пиявки поставил. Вдруг у князя голова закружилась, сам не упомнил, как на полу очутился. Лекарь с отроком подхватили князя, уложили на лавку…

Очнулся великий князь, глаза открыл - перед ним Санька стоит. Иван не удивился, только спросил:

- Ты ли, Санька?

- Я, княже. Государь сказал: «Великий князь Иван Молодой в Твери, и тебе там надлежит быть!»

- А Настена?

- Что Настена, в Тверь переберется.

- Вот и ладно. А я вот вишь, Санька, будто сам не свой. Враз от головокружения свалился. Лишь сейчас очнулся.

Промолчал Санька, а Иван продолжил:

- Да кабы польза была от лечения, а то вред один от этого мистро Лиона, врача римского.

Князь поднялся. Его зашатало. Санька подскочил, подхватил:

- Потерпи, княже. Усадил.

Иван головой покачал:

- Вот уж не ожидал…

От Тайницкой башни, что в Московском Кремле, повелел Иван Третий прорыть тайный лаз на случай вражеской осады.

С великим бережением копали, а где земляные работы вели, огородились забором высоким с выездными воротами. У тех ворот днем и ночью стояла стража зоркая. А самих мастеров, какие подкоп вели, из Кремля не выпускали, чтоб никому не рассказали, куда ход подземный поведет и в каком месте закончится.

О тех земляных работах одному государю было известно.

Никто под страхом смерти не помышлял проникнуть к Тайницкой башне. Святая святых была она для всех: ни говорить о том лазе, ни расспрашивать, коли не желаешь познаться с пыточной избой.

Землю за Китай-город вывозили, те же обозники подвозили лес крепежный и кирпич - стены обкладывать.

Часто приходил к Тайницкой башне Иван Третий, молча спускался в лаз вслед за главным мастером. А куда он водил государя, одному Богу известно.

Редко появлялся в Москве великий князь Иван Молодой. Как-то спросил у отца о Тайницкой башне, о ее секрете, но Иван Третий разговор оборвал, сказав сыну:

- Когда нужда будет, поведаю, а покуда жив я, и знать никому не надобно. Станешь ты вместо меня государем московским, тайну тебе передам…

Не пыталась познать секрет и великая княгиня Елена. Лишь однажды случилась у нее с Иваном Третьим такая беседа.

Зашел государь в московские палаты Ивана Молодого - сноха с внуком в Тверь собиралась. Присел к столу, на Елену испытующе поглядел:

- Не обижает ли тебя муж твой, Елена? Великая княгиня глаз не отвела, не потупилась, посмотрела смело:

- Нет, государь, Иван добр ко мне и обид не чинит.

- И то ладно, коли мир и согласие между вами.

- На все воля Божья.

- Вот ты меня, Елена Стефановна, о башне Тайницкой ни разу не спросила, о том, какие работы там ведутся. Тебе, Елена, верю, как никому. Знаю, с тобой любая тайна умрет. Лаз этот на случай, ежели враги к Москве подступят и защитникам Кремля в осаде доведется отсиживаться.

Замолчал великий князь, снохе в глаза заглянул. Что он в них прочитал? Нет, не любопытство праздное и не женское удивление таили очи ее - взгляд строгий и волевой.