Сорок имен скорби - Джайлс Блант

Диспетчер попросила его подождать.

— Вы ведь герой, правда? Дело Виндиго? Я вас видела по телевизору. — Женщина сидела согнувшись, словно от раны в животе, и странно на него глядела. Позади нее экран уже снова ожил, но звука не было. Темный силуэт двигался на переднем плане.

— Еще раз адрес?

— Мадонна-роуд, 425. По Траут-лейк-роуд, мимо Пайнхейвена, второй поворот направо после улицы Четвертой мили. Мимо не проедут, перед моим домом машина врезалась в дерево, они ее увидят. — Кардинал прикрыл микрофон и спросил у женщины: — У вас «пинто», да? Ваша машина?

— Что? Да. «Пинто».

— Серый «пинто», — сказал Кардинал в трубку. — Обязательно заметите.

— Я вас видела по телевизору, — повторила женщина, слегка покачиваясь, как пьяная, хотя спиртным от нее не пахло. Позади нее, на экране, рядом с Тоддом Карри села на диван фигура — женская. Нездоровая кожа блестела под ярким светом.

Женщина перед ним подняла руку и мягко коснулась лица, пальцы поглаживали растрескавшуюся, бугорчатую щеку.

Кардинал попытался не измениться в лице. Она не знает, что я знаю. Напилась для храбрости, чтобы явиться сюда с угрозами. Но пока она не знает, что я знаю.

— Куда вы теперь звоните? — резко спросила женщина.

— В управление. Должны приехать сотрудники, чтобы выслушать ваше заявление. Не беспокойтесь, у нас есть специалист по изнасилованиям. Женщина. — Она слышит это по моему голосу? Понимает, что я — знаю?

Кардинал стал набирать номер, но тут женщина вынула из складок пальто револьвер, направила ему в лицо и произнесла:

— Вряд ли вы захотите это сделать.

Кардинал положил трубку, поднял руки.

— Хорошо. Смотрите. Я без оружия, видите? Успокойтесь.

На экране в кадр вошел Фрейзер и прогнал женщину. Тодд Карри с деланным удивлением воздел руки.

— Вы следовали сценарию? — поинтересовался у нее Кардинал. — Расписывали все ходы заранее?

Женщина обернулась, чтобы проследить за его взглядом.

— Это Эрик, — тихо вымолвила она. — Мой Эрик.

Кардинал медленно-медленно двинулся к шкафу, там внутри, на полуоткрытой дверце, висела в кобуре «беретта».

— Не шевелитесь.

— Не надо волноваться. Я никуда не уйду.

Кардинал старался говорить как можно мягче, как можно менее угрожающе. На экране Фрейзер схватил молоток. Должно быть, тот лежал на спинке дивана, готовый к употреблению. Поднял его и что-то прокричал Тодду Карри.

Он обрушил молоток вниз. Рот мальчика раскрылся, все лицевые мышцы обмякли. Фрейзер бил его снова и снова. Женщина зашла за диван, за спину мальчику, и тянула его за окровавленные волосы. Она тянула его за волосы, чтобы лучше было видно, как Фрейзер выколачивает из него дух.

— Он был ничтожество, — сообщила женщина Кардиналу. — Просто какой-то щенок с улицы. — Она извлекла из-под себя пульт и включила перемотку назад.

Действие на экране пошло в обратную сторону. Фрейзер отдергивал сапог от ребер Тодда Карри, мальчик снова скользнул вверх, на диван. Обмякшие, измочаленные ударами конечности обрели былую силу. Женщина отпустила волосы мальчика и, обойдя диван, вновь уселась рядом с ним.

Молоток втянул обратно свои удары, словно поглотив в себе убийство. Кровь потекла вверх, в нос мальчика; розоватые слезы вернулись в его глаза. Он опустил руки, и они зажили. Ужас уступил место удивлению, и последнее комическое подергивание молотка вобрало в себя всю боль и потрясение с лица Тодда Карри. Мальчик откинулся назад и засмеялся.

Кардинал отступал, приближаясь к шкафу.

— Почему вы не расскажете мне, как это произошло? Эрик заставлял вас ему помогать? Да?

Женщина встала:

— Эрик никогда не заставлял меня делать то, чего бы я сама не хотела. Знаете что, Эрик меня любил. Вы хоть можете это понять? Эрик любил меня. У нас с ним была особенная любовь. Лучше всего того, о чем можно прочесть в книжках. И это было по-настоящему. Это выходило за границы времени и пространства, если вы в состоянии понять… Нет, вряд ли вы поймете.

— Тогда расскажите мне об этом. Помогите мне понять.

Теперь она приняла правильную стойку, слегка согнув ноги в коленях, правая рука обнимает ладонь левой. Опустила ствол пониже.

Кардинал очень медленно отступал к шкафу. Он начал поднимать руки, чтобы показать ей: они по-прежнему пусты.

Женщина опустила пистолет еще ниже. У нее было отрешенное выражение лица, как если бы она видела не Кардинала, не то, что сейчас перед ее глазами, а нечто далекое, что-то из прошлого. Потом ее глаза прояснились, и она выстрелила.

Пуля вошла Кардиналу в живот, чуть ниже пупка. Точно совершая какой-то обряд, он упал на одно колено. Мгновение отсрочки — и потом у него все внутренности словно обожгло пламенем. Корчась, он перекатился на бок.

Женщина сделала два быстрых шажка и встала над ним. Без улыбки, с застывшим лицом.

— Ну как? — негромко спросила она.

До дверцы шкафа около метра. Какая разница, сейчас это все равно что шесть метров. Женщина стояла над Кардиналом, сжимая револьвер, оставаясь вне досягаемости его рук и ног. Кардинал думал только о шкафе, но не мог снова встать на колени.

— Ну как? — повторила она. — Приятно? Расскажи мне, как тебе это.

Кардинал услышал собственный плач. Не так часто доводится слышать, как взрослый мужчина так плачет. Он вспомнил аварию на окружной, человека, которому пропороло живот алюминиевым штырем. Он плакал сейчас точно так же.

Горячая кровь полилась ему на руку. Он попытался сжать живот, стараясь подняться на колени. Женщина чуть отошла.

Два шага до шкафа. Два шага, потом подальше протянуть руку — и у него будет «беретта». Кардинал стал было ползти, но рука под ним подломилась.

Женщина приблизилась. Он видел ее вверх ногами — игра перспективы, с которой не мог разобраться его мозг, полуслепой от боли.

— Попадание в живот, — сообщила она. — От раны в живот умирают долго-долго, — добавила она. — Что ты насчет этого думаешь?

Она снова наводила ствол, опять целясь ему в живот.

Кардинал произнес: «вот хрень» или что-то в этом роде — и поднял кисть в безнадежной попытке остановить ее.

На этот раз он не услышал выстрела. Пуля прожгла ему ладонь и вошла в живот. Перед глазами все побелело; потом изображение комнаты постепенно проступило, словно на фотобумаге в проявителе. Кардинал не мог вспомнить, где та штука, до которой он пытался дотянуться. И что он искал? Что-то важное, но что?

Женщина говорила, но сквозь боль он не мог разобрать слова. «Еще четыре»? Да, так? «У меня для тебя еще четыре»? Слова выстраивались в голове, но не имели для него никакого смысла. Еще четыре штуки — там, откуда они взялись, вот что. Она говорит, что у нее осталось еще четыре пули там, откуда она их берет.