Необоснованные претензии - Кэтрин Коултер

Элизабет лежала, зарывшись головой в его плечо, а рука Джонатана обнимала ее бедро.

В какой-то момент между сном и бодрствованием солнце вдруг спряталось — его закрыла какая-то тень. Стало прохладно, зябко. Он притянул Элизабет ближе. Потом его глаза мгновенно раскрылись.

Он смотрел прямо в жерло автоматического черного пистолета. Потом его взгляд проследовал выше и уперся в лицо мужчины, державшего оружие. Человек выглядел изможденным, щеки его запали, будто он не спал неделю.

Кристиан Хантер.

Джонатан метнулся, чтобы попытаться встать.

— Даже и не думайте об это, Харли. Кристиан стоял и смотрел на него сверху вниз добрых десять минут. Последние два дня он следовал за ними по пятам, наблюдая, подглядывая ночью в окна, когда они занимались любовью; он видел их смеющимися и болтающими.

Он выжидал. Он хотел усыпить их бдительность. Элизабет дала этому человеку все то, в чем отказала ему. Отказала в любви и преданности. И в своем теле. Он пытался вспомнить, было ли такое, чтобы она смеялась вместе с ним.

Пистолет метнулся в его руке. “Нет, нет, спокойно, — сказал он себе. — Теперь ты победил. Теперь ты будешь им приказывать”.

Элизабет услышала голос, но подумала, что видит кошмарный сон. Затем почувствовала, как ее руку сжимают. Странно: кошмар не должен был быть связан с физическими ощущениями.

— Джонатан, — пробормотала она.

— Проснитесь, дорогая Элизабет. Этот голос не принадлежал Джонатану. Это был не…

— О, нет!

— Привет, Элизабет. Вы, возможно, видели во сне меня? Или думали об этом кретине, мужлане, за которого вышли замуж? О да, я вижу обручальное кольцо.

— Как вы нашли нас?

Голос Харли звучал на редкость спокойно, но Кристиана нелегко обмануть, во всяком случае, ту его часть, которая еще была способна наблюдать и анализировать.

— Сядьте, Элизабет, и присоединяйтесь к нашей компании.

Где-то в глубине души она знала, что он придет.

— Все в порядке, Лиззи, — сказал Джонатан, помогая ей сесть.

Она почувствовала, как его рука сжимает ее плечо. Чтобы подбодрить, но, конечно, ничего не могло ее подбодрить и успокоить.

— Лиззи? Впрочем, теперь, когда вы с ним, вам подходит это имя.

— Кристиан… — Она почувствовала, что во рту у нее пересохло.

— Как вы нас нашли? — повторил Джонатан, прикидывая, каково расстояние между ним и Хантером, между ним и пистолетом. Этим чертовым пистолетом. Его пистолет 22-го калибра в хижине. Заперт в ящике письменного стола. Он не хотел пугать Элизабет, не хотел, чтобы она о нем знала. Он разыгрывал из себя героя-мужчину, способного защитить свою женщину, и вот, поглядите, что из этого вышло.

— Ну, это не составило особого труда, — сказал Кристиан и улыбнулся им, глядя сверху вниз. Он отступил, сел на камень и скрестил ноги в щиколотках.

— Эта ваша попытка, Элизабет, бежать в Филадельфию поездом была довольно глупой. Конечно, я видел, как вы садились в поезд. Потом позвонил в Филадельфию своему осведомителю. Естественно, за вами установили слежку. Когда я узнал, что имя мужчины Джонатан Харли, все, что мне оставалось сделать, навести справки. Вы знаете, что вопросы владения собственностью — общее достояние. Даже если речь идет о собственности, укрытой в таком месте, как штат Мэн.

— Почему вы ждали так долго? Неужели это ее голос? Такой спокойный и отчужденный.

— Из-за нью-йоркской полиции, Элизабет. Они заинтересовались смертью Сьюзен. Конечно, задавали вопросы, и, конечно, мне хотелось сделать приятное лейтенанту Дрейперу. Он ушел с улыбкой на своем дурацком лице. Вы знаете, он по-настоящему ненавидит вас. Считает лживой сукой. Я готов был согласиться с ним, но не решился делать такое заявление публично. Это был бы неумный ход. Кроме того, вы же знаете, моя медицинская сестра так доверчива и предана. Она поверила всему, что я ей сказал.

Джонатан исподтишка всматривался в него, ища черты безумия, и, честно говоря, то, что он видел, не вызывало у него леденящего страха. Он выглядел как английский аристократ, с этим худощавым лицом и тонкими чертами, длинными узкими руками, в этом твидовом пиджаке и вельветовых штанах. Интересно, почему Элизабет не влюбилась в него? Красив, хорошо воспитан и богат. Однако она на него не клюнула.

— Это место не поражает изысканностью, Харли, но если ваша цель — скрываться и трахаться, то вполне сойдет. Кстати, почему вы женились на этой лживой сучке? Из-за денег?

— Я женился на ней потому, что у нее хватило здравого смысла дать вам от ворот поворот.

Джонатан заметил, как длинные стройные пальцы напряглись и сжали рукоятку пистолета. Ему не следовало давать воли языку.

— Чего вы хотите, Кристиан? Кристиан теперь смотрел в упор на Элизабет, и взгляд его был одновременно нежен, холоден и смертоносно жесток.

— Я хочу, чтобы вы страдали, моя дорогая, хочу, чтобы вы умерли.

Пистолет дернулся у него в руке и оказался нацеленным на Джонатана.

— Нет, Харли, не двигайтесь! Даже и думать об этом не смейте. Если вы будете славным, послушным мальчиком, я, возможно, позволю вам умереть скорее и меньше мучиться, чем Элизабет.

Джонатан обхватил ее руками и притянул ближе к себе. Солнце скрылось за облаком, и он почувствовал, как по телу Элизабет пробежала дрожь.

— Я немного поразмышлял, как убить вас обоих, чтобы было похоже на несчастный случай. В противном случае мне придется доживать свой век в Южной Америке. Дрейпер и Моретти ненавидят вас, Элизабет, но они не дураки и, кроме того, поклялись блюсти правосудие, что бы ни было. А теперь, мне кажется, я хочу пить. Смотреть на вас двоих скучно и утомительно. Не пойти ли нам в вашу хижину, Харли?

Он собирался поиграть с ними, понял Джонатан, и его затопило чувство облегчения. Он будет барахтаться и показывать им свое величие. Прекрасно. Блестяще. Теперь он должен молить Бога, чтобы ему пришла в голову какая-нибудь идея. Ведь его пистолет в ящике письменного стола, и поэтому оставалась надежда.

— Идем, Лиззи, — сказал он, помогая ей встать.

— Не смейте ее так называть!

Джонатан замер на месте, такая ярость зазвенела в этом голосе. Он посмотрел на Кристиана, и теперь убедился, что тот безумен.

— Ладно, не буду. Вы хотите пить, Хантер? Кристиан не удостоил его ответа.

— Идите сюда, Элизабет, вы пойдете со мной.

Она оцепенела и чувствовала, как Джонатан весь сжался рядом с ней. Потом сделала шаг вперед, еще шаг.

Она размышляла, уж не ринуться ли на него. Возможно, тогда Джонатан смог бы спастись. Да, он быстр и ловок, он силен. Расстояние между ними казалось ей бесконечным — один шаг, еще один, и при каждом шаге в ее мозгу проплывали живые картины, собственно, не картины, а фрагменты картин. Вот она в школе, играет рождественские гимны, на ней красно-зеленое платье, и она жалеет, что не может петь, и хочет петь, а не играть. А вот она в Париже с Клодом, впервые осматривает Лувр и кажется себе такой незначительной.