Не плачь по мне, Аргентина - Виктор Бурцев

Генрих пожал плечами.

– Может быть, вы и правы. А я просто расклеился. – Он задернул шторы. – Давайте лучше о делах.

– Вот это я понимаю! Давайте! Что у вас?

Фон Лоос подошел к столу, за которым обычно работал Мюллер, и уселся в кресло. Генрих едва заметно поморщился.

– У меня есть данные о том, где содержится Кристобаль Бруно.

Лоос выпучил глаза.

– И вы молчали?

– Я получил эту информацию совсем недавно. Если быть точным, вчера вечером.

– Черт побери! – Барон вскочил, бросился к двери. Остановился. – А я в вас не ошибся! Вы все тот же… Тот же…

– И даже лучше, – улыбнулся Генрих. – Но не спешите. Я бы хотел обсудить с вами план операции. Там есть некоторые тонкости.

– Какие же?

– Ну, например, правительство, безусловно, пожелает заполучить этого деятеля в свои руки. А я почти уверен в том, что слухи о том, что Кристобаль в столице, уже просочились наверх. Вряд ли вы хотите, чтобы Бруно попал в руки властей. Вытащить его оттуда будет посложнее, чем из рук…

– А кстати, у кого он? – перебил Генриха фон Лоос.

– Чем из рук его же собственных соратников. Ну, скажем так, бывших соратников.

– Хм… – Барон нахмурился. – Я изучал местных оппозиционеров очень долго. Более того, некоторые из них – это плод нашей с Зеботтендорфом работы. Совершенно невозможно, чтобы мы упустили людей… способных… на какие-то решительные действия. Невозможно!

– А старик Ловега?

– Он в коме…

– Был.

Фон Лоос провел ладонью по лицу.

– Знаете, Генрих, мне кажется, что стареете не вы, а я. Становлюсь мягкосердечным, что ли. Совсем разучился добивать врага. Мне казалось, что кома – достаточное основание, чтобы снять пешку с доски.

– К сожалению, она осталась на доске, и, судя по всему, ей нужно совсем немного, чтобы прыгнуть в ферзи. – Генрих незаметно выудил из кармана пузырек с таблетками и проглотил парочку. После вчерашних приключений сердце давило все сильнее и сильнее.

– Так. – Фон Лоос встряхнулся, и Мюллер почувствовал, что завидует этому молодому старику. Зеботтендорф с его проклятыми богом исследованиями знал, что предложить стареющим бонзам. – Что вы думаете по этому поводу? Вы провели серьезную работу, и я полагаю, что будет справедливо, если вы доведете ее до конца.

Большая часть посольских работников была эвакуирована, а само посольство перешло на чрезвычайный режим. То есть в любой момент в устье Ла Платы могла войти подводная лодка, забрать пассажиров и исчезнуть в океане. Впрочем, все надеялись, что до такого экстремального способа эвакуации не дойдет и все ограничится обыкновенным самолетом. Сначала на Кубу, а потом домой.

Из всех вещей у Яковлева на столе лежала только одна папка, а рядом со столом всего один «дипломат», где находились кое-какие личные вещи. Все остальное было упаковано и отправлено в Союз.

В дверь постучали.

– Входите, Антон, входите, – устало пробормотал Яковлев.

– Здравствуйте. Вызывали?

– Как вам сказать. – Яковлев снял очки и потер уставшие глаза. – Вызывать, я надеюсь, мне вас не придется никогда. Но приглашал, это да.

– Я вас слушаю.

– Нет, Антон Яковлевич, это я вас слушаю. Что у вас там за история? Меня уже спрашивали… Сами знаете откуда. Интересовались. Я, конечно, как мог, объяснил. В меру своего понимания вопроса. Однако боюсь, что моих пояснений надолго не хватит. И наше с вами горячо любимое руководство начнет сердиться. Сами понимаете, что сердиться будут не на вас, а на меня. Вот так-то. А вы мне совсем не помогаете. Нехорошо.

– Виноват.

– Оставьте это, Антон Яковлевич… Оставьте. Лучше помогите мне разобраться в ситуации. Что за игру вы затеяли? Страну сейчас, мягко говоря, лихорадит. Вот-вот всех иностранных специалистов нашего профиля попросят со сцены… Сами видите, к чему все идет. Так что рассказывайте… У работника вашего уровня есть большая, очень большая свобода действий, но… Теперь я слушаю.

– Мною взяты в разработку люди, имеющие отношение к марксистскому подполью. И у меня есть веские основания считать, что весь военный переворот был заранее спланирован в плотной связке с местным подпольем. Более того, над некоторыми членами марксистской оппозиции проводились опыты с применением психотропных веществ, вызывающих подчинение условному «хозяину». Есть основания полагать, что… – И тут Антон запнулся. Не то чтобы он не любил врать. Нет. Правда в его профессии – понятие очень относительное. Просто Ракушкин не торопился в сумасшедший дом. – Что следы этих веществ тянутся к иностранным разведывательным управлениям. Таким образом, Аргентина является всего лишь испытательным полигоном.

В кабинете стало тихо. Только муха остервенело билась в стекло.

– А насколько вескими доказательствами вы обладаете по этому вопросу? Сами понимаете, что сказать можно что угодно. Пока разговор очень беспредметный.

– Пока вещественных улик у меня нет. Свидетельства очевидцев. Однако доказательства будут. Я уверен.

Яковлев побарабанил пальцами по столу.

– Это очень плохо, что нет доказательств. Безусловно, ваше слово тоже кое-чего стоит. Но все-таки хотелось бы получить какие-то конкретные материалы, если дело так серьезно, как вы утверждаете. Психотропное воздействие на человека – это очень серьезно, вы понимаете? Да еще в таких масштабах…

– Да, конечно.

– И у вас очень мало времени, вы понимаете?

– Так точно.

Яковлев поморщился.

– И еще один момент. Что у тебя там… с этим журналистом. Что за странная история?

– Константин Таманский?

– Он самый.

– Он… – На языке у Антона завертелось слово «погиб». Яковлев поднял взгляд от стола и посмотрел Ракушкину прямо в глаза. Пауза тянулась долго. – Он… мне еще нужен. Человек активный. Полезный. Участвовал в деле…

– Я ведь предлагал тебе помощь.

– Таманский имеет личную заинтересованность. У меня на него есть определенные планы.

Яковлев вздохнул.

– В общем, так, Антон, поймите меня правильно. Я многое в жизни видел. Я подозреваю, что это моя последняя командировка. И я вам скажу так: если журналист не вернется домой…

Юрий Алексеевич снова внимательно посмотрел в глаза Антону.

– Можете идти. На всякий случай вот вам расписание самолетов… —Яковлев протянул Ракушкину листик с несколькими строчками. – Не потеряйте. Может понадобиться.

Антон кивнул и вышел.

– Совсем плох наш узник. – Антон закрыл дверь, ведущую в комнату, где сидел Кристобаль, и повесил ключ на гвоздь. – На вопросы не отвечает. Трясется и бормочет что-то непонятное. Я такое один раз уже видел, правда, в более яркой форме.