Божьи воины - Анджей Сапковский

Ян, который уже считал проблему решенной, взбесился. Отдалраспоряжения. Прекрасная бургундка неведомо как оказалась в ратушевойтемнице... Из пуха и атласа — да на гнилую солому...

— Ее пытали... — Рейневан кашлем облегчил стесненное горло.— Ее пытали, да?

— Чего ради. Как ни говори, благородная. На такое свинство вотношении благородной Ян Зембицкий не решился. Заключением он хотел ее тольконапугать. Принудить к покладистости, сделать так, чтобы после освобождения онаспокойненько и без шума покинула Зембицы. Он не знал...

— Чего... — Рейневан почувствовал, как жар начинает палитьему щеки. — Чего он не знал?

— В ратушевом карцере, — голос рыцаря изменился, а Рейневанупоказалось, что он слышит тихий скрежет зубов, — действовала, как оказалось,шайка. Смотрители, палаческие прислужники, драбы из городской стражи, несколькомещан, несколько слуг... Короче говоря, они устроили себе в узилище дармовойбордель. Когда сажали женщину, подозреваемую в чародействе, эти мерзавцыприходили ночью... — Он осекся. — Однажды утром, — продолжил еще большеизменившимся голосом, — один из распутников в спешке забыл в камере поясок отштанов. Утром нашли Адель. Повесившуюся на этом ремешке.

Расследования, конечно, не было. Никого не покарали. ЯнЗембицкий боялся огласки. Бургундку, так стали говорить, убил в тюрьме самдьявол, потому как она предала его, намереваясь покаяться, просила, чтобы ейдали исповедаться. Все это подтвердил и огласил с амвона тот же самый НиколайКаппитц, аббат каменицких цистерцианцев. Кстати, снова упомянул о тебе.Предостерегая, до чего доводят контакты с чародеями.

— И никто... — Рейневан проговорил с величайшим трудом. —Никто...

— Никто, — докончил рыцарь. — А кому какое дело? Да к томувремени все уже забыли. Может, кроме господина Путы из Частоловиц. Пута по-прежнемус князем Яном в хороших отношениях и союзе, но женитьба Яна на Анке постояннооткладывается.

— И не случится, — откашлялся Рейневан. — Я убью Яна. Поедув Зембицы и убью. Хоть в церкви, но убью. Отомщу за Адель.

— Отомстишь?

— Отомщу. Да помогут мне Бог и Святой Крест.

— Не богохульствуй, — сухо и хрипло напомнил рыцарь. — Вмести помощи Бога не ищут, и месть, чтобы быть истинной, должна быть жестокой.Тот, кто мстит, должен отринуть Бога. Он проклят. На века.

Молниеносным движением он выхватил мизерикордию, ухватилРейневана за рубашку около шеи, поднял, удушая, приложил острие к горлу,приблизил лицо к лицу и глаза к глазам.

— Я Гельфрад фон Стерча.

Рейневан зажмурился, вздрогнул, чувствуя, как клинокмизерикордии нажимает ему на кожу на шее, а горячая кровь стекает на рубаху. Ноэто заняло только мгновение, долю мгновения, потом острие отступило. Онпочувствовал, как ослабевают перерезанные путы.

Гельфрад фон Стерча, супруг Адели, выпрямился.

— Я был готов убить тебя, Белява, — хрипло проговорил он. —Узнав в Шклярской Порембе, кто ты, я следил за тобой, выжидая оказии. Знаю, тыне виновен в смерти Никласа. Два года назад ты подарил жизнь Вольфгеру: если бне твое благородство, я потерял бы двух братьев вместо одного. И все же я былготов лишить тебя жизни. Да, да, ты правильно предполагаешь: я хотел убить тебяиз-за уязвленной мужской гордыни. Хотел твоей кровью смыть прилипшую к моемугербу грязь порока. Утопить в твоей крови позор жалкого субъекта, самогорогатого рогоносца. Ну что ж... — докончил он, убирая мизерикордию в ножны. —Многое изменилось. О том, что я жив, что нахожусь в Силезии, не знает никто,даже Апечко, ныне старший рода. Не знают даже Вольфганг и Морольд, мои родныебратья. А долго я тут не пробуду. Покончу с тем, что надо, и не вернусь уженикогда. Я уже из Лужиц, на службе у Шести Городов... Жениться тоже буду налужичанке. Вскоре. Уже хожу в женихах... Если б ты ее видел... Глаза голубые ине очень умные, нос картошкой и весь в веснушках, ноги короткие, зад большой.Ничего, то есть ну ничегошеньки от Франции, ничего от Бургундии... Может, уменя что-нибудь в жизни к лучшему изменится. Если хорошо пойдет. То, что тысказал, — он отвернулся, — я рассматриваю как слово благородного человека.Знай, что я еду в Зембицы. Думаю, догадываешься зачем. Я еду в Зембицыисполнить долг. И исполню его, да поможет мне черт. Но если случайно несумею... Если мне не повезет... Тогда ловлю тебя на слове, Белява. На verbumnobile[171].

— Клянусь. — Рейневан потер одеревеневшие запястья. — Здесь,перед лицом этих извечных гор, клянусь, что мучители и убийцы Адели не будутспать спокойно и радоваться безнаказанностью. Клянусь, что Ян Зембицкий, преждечем подохнет, узнает, за что умирает. Я клянусь и сдержу клятву, даже если мнепридется продать душу дьяволу.

— Аминь. Прощай, Рейнмар фон Беляу.

— Прощай, Гельфрад фон Стерча.

в которой Зеленая Дама, не менее загадочная, чем ЗеленыйРыцарь из знаменитой легенды, домогается от Рейневана различных услуг — вчастности, того, чтобы он доставил ей удовольствие.

Их ждали в Мокшешове, деревне, лежащей в какой-нибудьполумиле за Свебодицами, у ведущего в Свидницу тракта. Ждали недолго.Эскортировавшие его до вчерашнего дня рыцари покинули Свебодицы ранним утром,когда он увидел их, приближающихся по тракту, в мокшешовской церкви все ещепродолжалась воскресная месса, приходской священник, кажется, уже успел солиднонапричащать и напричащаться.

Когда они его заметили, то изумились настолько, что тут жеостановили лошадей. Дав Рейневану время рассмотреть их. Спровоцированнаясхватка с инквизицией, хоть наверняка быстро получившая объяснение, оставиласледы. Придланцу подбили глаз. У Куна на лбу была повязка. Нос Либенталя,сломанный, был красно-синий и распух так, что слезы сами напрашивались на глазаот жалости к нему.

Именно Либенталь первый отряхнулся от изумления иотреагировал. Точно так, как Рейневан и ожидал: спрыгнул с седла и с ревомнакинулся на него.

— Прекрати, Вильрих!

— Прибью мерзавца!

Рейневан лишь заслонялся от ударов кулаком, пятился,прикрывал голову. Даже не пытался отвечать. И все-таки — совершенно случайно —его запястье как-то зацепило вспухший нос рыцаря. Либенталь завыл и упал наколени, прикрывая лицо обеими руками. А к Рейневану подскочили Строчил иПридланц, схватили за плечи. Кун, убежденный, что Рейневан захочет битьстоящего на коленях Либенталя, заслонил его собственным телом.

— Господа, — прохрипел Рейневан, — к чему столько шума?..Ведь я же вернулся. Я уже не буду пытаться убежать. Позволю, не сопротивляясь,доставить себя в Столец...

Либенталь вскочил, отер слезы с глаз и кровь с усов,выхватил нож.