Рабин, он и в Африке Гут - Алексей Лютый

– Двоюродной сестренке сына папиного свата, говоришь? – злобно прошипел он. – Да ты просто…

Рабинович запнулся, увидев, что Рахиль меняется на глазах. Сначала у нее удивленно вскинулись брови, затем покраснел нос, затряслись губы и слезы навернулись на огромные коровьи глаза. Не теряя ни минуты, дабы окончательно не утратить слегка упущенной инициативы, девица разревелась в три ручья, принявшись от отчаяния делать вид, что рвет на себе кудрявые волосы. Сеня тут же растерял весь апломб и бросился утешать несчастную.

– Ну не обижайся. Перестань реветь. Я же просто так спросил, – растерянно бормотал он.

– Нет-нет, это я во всем виновата, – не забывая рыдать в паузах между словами, возразила Рахиль. – Снова хотела как лучше, а получилось безобразно. Я не могу быть хорошей женой, – Рабинович едва сдержал облегченный вздох. – Я тебя всегда расстраиваю. Но я обещаю, что исправлюсь. Я ничего-ничего без твоего повеления в жизни больше не сделаю. Ты же не отменишь из-за моей маленькой ошибки нашу свадьбу?

– Пошли-ка сначала вещи назад вернем, – поперхнулся Сеня и торопливо потащил Рахиль в сторону снимавшегося с места лагеря поселенцев.

Аборигены, приучаемые начальством к порядку, устроили страшную суету, пытаясь занять соответствующие росту, весу и материальному благополучию места в своих десятках. А поскольку после успешного форсирования Красного моря на ночлег сыны израилевы располагались там, где свалились на берег, совершенно не соблюдая штатное расписание, то сейчас на восстановление порядка у них уходила масса времени. Сеня с Рахилью тоже внесли свою лепту в общую суету, гоняясь по лагерю в поисках счастливых хранителей движимого имущества Рабиновича. Искали они долго, но нашли всех и все, за исключением небольшого переносного сейфа.

– Не знаю, – пожала плечами одиннадцатилетняя девочка с внешностью среднестатистического гиппопотама и соответствующим уровнем интеллектуального развития. – Там никаких нарядов для моей куклы не было, и я его кому-то подарила.

Сеня застонал и хотел покрыть одним большим гимнастическим матом всю окрестность, но вовремя вспомнил, что рядом находятся ребенок и легко ранимая Рахиль. Горестно вздохнув, Рабинович оставил мат при себе и попытался привлечь к поискам пропавшей казны Мурзика, но пес, хоть и честно попытался, след взять не смог – уж слишком много вокруг куда более крепких ароматов витало, чтобы среди них Сенино нестираное имущество можно было по запаху отыскать. Мурзик фыркнул пару раз, повертелся на месте и, сев на песок, беспомощно посмотрел на хозяина. Дескать, прости, босс, тут я бессилен. Сене только и оставалось, что разочарованно вздохнуть.

– Вот тебе, Ваня, и скромная прибавка к зарплате, – вспомнив недавний разговор, вздохнул кинолог. – С чем уходили, с тем, похоже, и назад вернемся.

– Куда это, назад? – насторожилась Рахиль.

– В Караганду, – проинформировал девушку Сеня о своем любимом месте на земле. А затем просто взял, гад, и поплелся к штабному бархану, оставив девицу в неведении относительно географического положения этого чудного места.

Все руководство стада переселенцев уже собралось в путь, выстроившись строгой колонной в сторону норд-оста. Жомов вновь, на лихом верблюде, был в авангарде и, как мог, объяснял Навину принцип работы обычного компаса. Иисус старательно кивал головой, делая вид, что все понимает, но только Ваня мог не рассмотреть, что на лице Навина заглавными буквами было написано: «Все это – колдовство, и от него я буду держаться подальше!» Рабинович с расстроенным видом безмолвно прошел мимо повозок и забрался на свой «корабль пустыни», и Жомов, увидев его, пристроился рядом на своем вьючном животном.

– Сеня, короче, дело одно есть, – с серьезной миной на лице проговорил омоновец. – Я тут подумал и решил, что пора армией немного заняться. Вчера, блин, из-за неподготовленности этих баранов к обороне нас фараон бежать десятка два километров заставил. Больше я таких ужасов видеть не хочу. Мало ли что впереди встретиться может, – Жомов запнулся, удивившись длине собственной тирады, и конкретно закончил: – Короче, дрессировать солдат надо. Ты веди баб с детьми вперед, а я немного войска помуштрую и вас к вечеру догоню.

– А-а, делай что хочешь, – махнул рукой убитый безвременной утратой Рабинович. – Только смотри не отстань от общей колонны.

– Не отстану. Я этих рохлей за вами марш-броском погоню. Для физического развития полезно будет, – заверил друга Жомов. – Кстати, ты чего грустный, словно у тебя Андрюша водку из-под носа стащил?

– Бабушка умерла, – меланхолично буркнул в ответ Сеня.

– А-а, сочувствую. Крепись, – омоновец собрался похлопать Рабиновича по плечу, но в последний момент, фыркнув, задержал руку. – Ну-ну, умник. Прикалывайся дальше, – и, развернув верблюда, направился к хвосту штабного каравана, свистом приказав Навину следовать за собой.

Сеня подождал, пока Жомов с Навином отделят от общей массы переселенцев подчиненных Иисусу мужчин, а затем махнул рукой, приказывая колонне отправляться в путь. Омоновец с первым полководцем зародыша израильской армии подождали, пока сыны израилевы уйдут вперед и после них хотя бы часть пыли вернется на свое прежнее место жительства, а затем повернулись к ожидавшим их аборигенам.

– Эх, Попова нужно было с собой оставить, а то орать задолбаюсь, – вздохнул Ваня, орлиным взором осматривая колыщущиеся ряды новобранцев. – Хотя командирский голос тоже тренировать надо… Армия, равняйсь! Смирно!.. – Жомов еще раз обвел взглядом толпу. На этот раз почти застывшую. – И что же мне с вами со всеми делать? Я такие кучи народа разгонять привык, а не в боеспособные подразделения организовывать.

Навин посмотрел на своего кумира с таким откровенным недоумением в глазах, что тут же заработал вполне заслуженный подзатыльник. Действительно, на старших по званию полагается смотреть раболепно всегда. За исключением тех случаев, когда с ними водку пьешь. В такие моменты на начальство смотреть и вовсе не рекомендуется. Секунду поколебавшись, Ваня отвесил Навину еще одну затрещину, помогая намертво усвоить это неписаное правило, а затем задумался, обводя взглядом неровные ряды доисторических воинов… Действительно, проблема. Тут одной строевой подготовкой и физзарядкой не обойдешься!

Жомов, конечно, солдат бывалый. И в десанте послужил, и в ОМОНе немало попрактиковался. Да и во время путешествий по всяким нерусским мирам повоевать успел. Но до сего момента, как ни крути, больше взвода бойцов в своем подчинении не имел. Да и взводом-то один раз лишь командовал, когда на учениях старлея водкой убило и он все маневры в кустах под овражком проспал. А тут целая армия на его голову свалилась, причем слабо вооруженная и не имевшая никакого представления о том, что называется воинским искусством. Поди научи их чему-нибудь.

Впрочем, Ваня перед трудностями пасовать не привык, он вздохнул и приступил к обучению войска.

Научить человека можно чему угодно. Да и не только человека – вон в цирке медведи на велосипедах катаются, главное – знать, чему учить. У Жомова с этим сразу возникла проблема. Оглядев толпу аборигенов, Ваня страшно пожалел, что не догадался захватить с собой в путешествие из своего мира хотя бы пару вагонов с автоматами. Тогда бы все было просто и понятно: хочешь научить солдат защищаться, заставь копать окопы и строить укрепленные точки, ну а в атаку пусть идут цепью, короткими перебежками и под прикрытием артиллерии. А тут бардак какой-то получается. И в дотах прятаться не от чего, и когда перебежками в атаку идешь, мечом рубить не очень сподручно. Единственным знакомым омоновцу видом боя, который можно вести без применения огнестрельного оружия, был разгон демонстраций. Но стоило Жомову представить, что его бойцы, растянувшись в цепь, идут разгонять плотный строй какой-нибудь древнеегипетской армии, как Ване сразу стало дурно. Жомову оставалось одно – вспоминать историю. А с этим у Вани всегда было плохо. В смысле, и с историей, и с памятью.