Рабин, он и в Африке Гут - Алексей Лютый

В общем, Жомову пришлось помучиться. Для начала Ваня обучил каждый из родов войск по отдельности в движении сохранять строй. Потом заставил двигаться одновременно те подразделения, которые друг с другом не соприкасались, и лишь через три часа после начала учебы ему удалось заставить наступать все войско одновременно, пусть и двигаясь при этом со скоростью беременной улитки. Жомов, боясь безнадежно отстать от ушедшего вперед каравана, не стал даже пытаться усовершенствовать эту технику передвижения.

Единственное, что он сделал напоследок, – это провел боевые учения, где роль противника фаланги играл гвардейский отряд. Фаланга, конечно, задавила его численным превосходством и гвардейцам изрядно досталось, но Ваня, как мудрый стратег, был удовлетворен: солдаты поверили, что кого-нибудь могут победить. Ну, гвардейцы не умрут. Им, в конце концов, положено закаляться тяготами и лишениями. Синяки и ссадины лишними тоже не будут. Решив, что на сегодня сделано более чем достаточно, Ваня построил бойцов в походную колонну и погнал ее вдогонку за ушедшими вперед солдатскими семьями.

Марш-бросок получился на славу. Жомов гнал солдат усердно, не щадя ни себя самого, ни своей резиновой дубинки. Правда, пару раз он в горячке забывал о ее чудесных свойствах и закованных в броню гвардейцев после его удара приходилось по двадцать минут откапывать из песка, но общий темп передвижения это не снижало, поскольку после досадных заминок Ваня принимался подгонять бойцов с удвоенным усердием. В итоге, набравшее приличную скорость войско едва с ходу не разнесло в щепки лагерь переселенцев, раскинувшийся позади целой гряды высоких барханов.

Воины с трудом, но сумели затормозить, а Жомов, с сожалением прицепив к поясу резиновую дубинку, удивленно посмотрел на множество горящих костров и расставленные в беспорядке палатки. Затем он придирчиво осмотрел солнце из-под ладони и поехал искать Рабиновича. Тот вместе с остальными членами штаба отыскался на одном из барханов, и Ваня, даже не поднявшись наверх, с ходу заорал:

– Сеня, какого хрена вы остановились? Времени, блин, не больше пяти вечера, а ты к отбою приготовился. Если такими темпами передвигаться будем, то, в натуре, сорок лет по пустыне плюхать придется!

– Кто словом скор, тот в делах редко спор. А у Вани все не так, потому что он му… – вспомнив о Рахили, стоящей рядом, Рабинович оборвал себя на полуслове. – Дурак ты, Ваня, одним словом. Прежде чем вопить, поднимись наверх да посмотри, что происходит.

Жомов спрыгнул с верблюда и широкими шагами взобрался на бархан. То, что увидели его бесстыжие глазищи с вершины песчаного холма, омоновца не удивило. И не потому, что он такой прозорливый оказался, а от того, что удивляться с детства плохо умел. Стоял на холме, пялился из-под ладони вдаль и ухмылялся. А любой вежливый человек на его месте, между прочим, хотя бы ойкнул для приличия.

Прямо перед ментами, на неровной песчаной равнине огромной толпой стояло вражеское войско. То самое, к встрече с которым так радостно готовился утром омоновец и каковое расхотел видеть в ближайшие сто лет после того, как понял, какими доблестными вояками являются сыны израилевы. Жомов еще раз задумчивым взглядом обвел застывшую внизу орду и почесал затылок.

– Интересно, блин, кто мне скажет, как это Рамсес мог успеть море обойти, да еще и впереди нас оказаться? – задумчиво хмыкнул Жомов. – Что-то тут не так.

– Конечно, не так, Ванечка. И я даже могу сказать, что именно, – ехидно отозвался Рабинович. – С головой у тебя не так. Где ты тут египтян увидел? Это же амаликитянская армия…

– А что, у них это на лбу написано? – удивился омоновец. – Что эти твои китяне, что египтяне – один хрен, черномордые. Урюки, одним словом. И чего этим твоим маликам китянским надо?

– А ничего особенного, – меланхолично пожал плечами Сеня. – Требуют выплатить контрибуцию за то, что по их земле без спроса ходили. Ну а после этого мы должны обратно в Египет убираться.

– И где это вы по земле умудрились походить?.. – удивился омоновец. – Тут же один песок кругом.

– Это ты пошутить попытался, или у тебя просто шарики из черепной коробки по дороге высыпались? – поинтересовался кинолог и, увидев Ванин взгляд, кивнул головой. – Понятно. Первый вариант исключается. Давай лучше о чем-нибудь прекрасном поговорим. Например, о водке. Ты хоть тупить поменьше будешь.

– Сам ты баран, – обиделся Жомов и швырнул камешком в ближайшего к нему амаликитянина. Тот остановился и, удивленно посмотрев на небо, потер макушку и погрозил пальцем стервятнику, болтающемуся в вышине, как отходы пищеварительной деятельности человека в одной, отдельно взятой проруби. Рабинович хмыкнул.

– Это надо же так суметь, чтобы первым же камнем попасть в единственного во всей вражеской армии идиота, – удивился он. – Видно, рыбак рыбака видит издалека, – и тут же, прежде чем Ваня успел обидеться, сменил тему. – Что делать будем? Амаликитяне нам точно пройти мимо не дадут.

– А чего тут думать, – фыркнул Жомов. – Скажи им, пусть уматывают, иначе мы им седалищный нерв с головным мозгом местами поменяем.

– Да? – удивился Сеня. – И кто этим займется?

– А эти у меня на что? – самодовольно хмыкнул омоновец, кивая головой в сторону отдыхавших солдат. – Это вчера они от врага драпали, а сегодня будут биться, как миленькие!

– Ну-ну, посмотрим, – кивнул головой Сеня и ткнул Жомова кулаком в бок. – Чего стоишь тогда? Строй своих орлов. У нас до истечения срока ультиматума не больше получаса осталось. Потом амаликитяне на лагерь нападут.

Упрашивать Жомова не потребовалось. Не дожидаясь окончания тирады Рабиновича, он повернулся и побежал к войскам. Под Ваниным чутким руководством армия сынов израилевых построилась у подошвы барханов ровно за двадцать минут. Рабинович с Поповым удивленно посмотрели на эти маневры и были вынуждены признать, что Ване кое-чего удалось добиться. Оставалось теперь проверить, как эти войска себя в бою поведут.

Однако перед руководством переселенцев тут же возникла серьезная проблема. Матери, жены, сестры и многочисленное потомство новобранцев ни за что не хотели отпускать их на войну одних. Все горели страстным желанием оказаться рядом с любимыми и помогать им советами. Или, в крайнем случае, просто наблюдать, как их мужчины проявят себя в бою с наглым врагом. На меньшее они были не согласны! Ну а для того, чтобы начальство от их требований не отвертелось, женщины захватили войско переселенцев в заложники.

Для переговоров с ними менты отрядили Рабиновича. Дескать, ты у нас, Сеня, спец по бабам, вот и рули всем сам. Кинологу пришлось изрядно постараться, чтобы успеть освободить солдат к моменту истечения срока амаликитянского ультиматума. Один Мурзик знает, как дорого обошлись Рабиновичу эти переговоры, но Сеня своего добился: женщины выпустили армию из своего плотного кольца и согласились узнавать новости о ходе сражения, не поднимаясь на барханы. Дочери израилевы должны были оставаться внизу, а патриархи с гребня станут информировать их о перипетиях битвы.

– Орать они не станут. Все равно не услышите, да и охрипнуть старцы могут, а им еще молиться перед сном, – закончил переговоры Рабинович. – Просто смотрите, если у Моисея подняты руки, значит, мы побеждаем. Если же руки висят вниз, значит, у бойцов неприятности.