Хельви - королева Монсальвата [= Нежная королева ] - Ольга Игоревна Елисеева

Деми развел руками.

— То же, что и все. — Папа зарился на богатства ордена и обвинил братство в ереси. Рыцарям приписали колдовство, жертвоприношения, дьяволопоклонничество и другой бред. Лишь немногим удалось спастись. Остальные были схвачены, показания выбивали под пытками… Что ты мотаешь головой? — Деми заметил, как королева, сидя напротив него, отрицательно качает головой. — Что ты хочешь сказать?

— Ничего, дорогой. — она улыбнулась. — Ровным счетом ничего. Продолжай, пожалуйста.

Но Харвею показалось, что он готов схватить лису за хвост.

— Ты веришь во всю эту чушь?

Хельви слегка стукнула ладонью по крышке сундука, как делала на Совете, когда хотела оборвать чьи-либо необоснованные рассуждения.

— Я читала дела. — веско сказала она. — Не забывай, что после гибели дяди именно мне пришлось разбираться с доставшимися Гранару орденскими землями и крепостями, битком набитыми арестантами. Поверь, — королева покусала губу, — я знаю, что говорю: обвинения просто вогнали в привычную для черни форму такое, чему и я бы не подобрала точного названия. Кстати, — она криво усмехнулась, — братья признавались в содеянном далеко не всегда под пытками.

На лице Харвея отразилось полное непонимание.

— Ты считаешь, что обвинения альбицийских следователей были обоснованны, и ты же предоставила рыцарям Зоротой Розы защиту? Фактически спасла их от костра? Почему?

Хельви провела пальцами по лицу.

— Может быть, это трудно понять. — тихо сказала она. — Но я не могла. Когда я приехала в Мон Седур и увидела… все, что там творилось…

Харвей положил ладонь на ее руку:

— Можешь не продолжать.

Но королева покачала головой.

— Вина братьев Золотой Розы была для меня очевидна. Но люди, которые приехали из Альбицы с приказом папы вести следствие, были зверьми. Мы их повесили.

Она сказала это так просто, что у Деми челюсть опустилась от удивления.

— Папских легатов?

— Ну да. — королева пожала плечами. — Ведь рыцари запрещенного ордена находились на землях, отошедших к Гранару, значит стали моими подданными. Легаты… как ты сказал?.. выбивали показания под пыткой. Я могла бы добавить к этому еще много подробностей. Из четырехсот заключенных Мон Седура после недели такого следствия в живых осталось только 327. Был уничтожен весь высший капитул. — королева забрала у мужа кинжал и долгим взглядом уставилась на его темное лезвие. — У всех повешенных нами представителей папы на запястье оказался такой же знак. Саламандра, кусающая себя за хвост. Ты не находишь, что в этом мало христианской символики?

Харвей хмыкнул.

— И точно такую же татуировку мы обнаружили на левых руках у всех братьев высших степеней, которых умертвили легаты. — закончила Хельви.

Деми на мгновение закрыл глаза. Он вдруг отчетливо представил себе, что должны были чувствовать братья Золотой Розы, когда их допрашивали и пытали люди с точно такими же татуировками на руках, как у всего высшего орденского капитула. Предательство? Измена? Ловушка? Лорд много раз видел этот символ, когда Свищ закатывал рукава, чтоб сменить усталого или недостаточно проворного палача, но для него он не имел особого значения.

— Люди с саламандрами были и в окружении моего дяди короля Филиппа. — продолжала Хельви, — В день его смерти они сбежали. А за месяц до переворота их представители приезжали ко мне в Грот и предлагали деньги и помощь в возведении на престол…

— Ты согласилась? — Деми в упор посмотрел на жену.

Она помотала головой.

— Я испугалась. Увидела знак и испугалась. Отец Робер не позволил бы мне связаться с ними.

Консорт кивнул, именно такого мнения он и был о епископе Сальвском.

— Прости, Хельви, но ты не пыталась узнать, кто они, когда посещала Монтаньяр? Кажется, его обитателям многое известно…

Королева снова вздохнула.

— Я спрашивала у лорда Монтаньяра… и он сказал, что в День Последней Битвы я увижу их на противоположной стороне. Такой знак будет на лбу у всех воинов противника.

Оба помолчали, понимая, что это самый исчерпывающий ответ, который мог дать святой покровитель гранарских королей.

— Ты права, — усмехнулся Харвей, — после твоего рассказа картина не стала для меня яснее. А что сказал папа, когда узнал о смерти своих посланцев? Это ведь не игрушки. Вас могли отлучить.

— Могли. — вздохнула она. — Но не отлучили. Мы попытались объяснить, будто приняли легатов за слуг короля Филиппа, которых и казнили в соответствии с гранарскими законами. Принесли святому престолу глубочайшие извинения и послали богатые дары. Как ни странно, Гильдебрант удовлетворился и больше никогда не поднимал разговор о своих погибших следователях. — она усмехнулась. — У меня даже создалось ощущение, что он, узнав об их смерти, сам вздохнул свободнее.

— Вас это не озадачило? — поднял брови Харвей.

— Нас это устроило. — уточнила Хельви. — Но мы не могли не понимать, что за таким отношением папы к собственным легатам кроется какая-то тайна. Вскоре мы почувствовали, что Гильдебрант ничего не забыл и не простил. Из-за передачи Мальдора бывшим рыцарям Золотой Розы он обвинил нас в попустительстве еретикам. Снова пришлось платить, — королева вздохнула, — и дорого. Чтобы замирить папу, несколько человек из высшей иерархии ордена, оставшихся в живых после следствия, согласились быть казнены. Понимаешь? Они добровольно пошли на костер, чтоб не трогали остальных.

— Должно быть, братство значило для них очень много. — задумчиво протянул Деми.

— Больше, чем ты себе можешь представить. — кивнула королева. Особенно для совершенных. То есть для рыцарей высокого посвящения. — пояснила она. — Но таких после разгрома ордена было очень немного, а теперь и совсем нет. — на ее лице вдруг вспыхнуло сожаление. — ты даже вообразить не в силах, что они умели! Вызывать дождь и разгонять тучи. Разговаривать друг с другом, не разжимая рта — одной мыслью. Согреваться в мороз без огня… — в словах Хельви слышалось почти восхищение. — Им очень хотелось преодолеть границы, поставленные Богом человеку. И они их преодолели. — королева вздохнула. — Не без ущерба для себя. Человеческого в них осталось… Три капли на дне орденской чаши, как говорил один командор. Гордость, зависть и любопытство. У некоторых была еще и память о пережитых человеческих чувствах, которая их очень мучила.

— Но если они были способны на такую преданность братьям, что ради них пожертвовали собой, — недоверчиво произнес Деми, — стоит ли винить их в потере человеческих чувств?

Хельви грустно покачала головой.

— Ты не верно мотивируешь этот поступок. — сказала она. — Нам трудно их понять. — Они жертвовали собой не ради друг друга, а ради того, что представлялось им дороже бренных человеческих оболочек. Ради своих великих тайн, которые могли погибнуть вместе с последними братьями Золотой Розы. Ради священных реликвий, которые должны сохраняться во что бы то ни стало. Ради обрядов, сущности которых большинство из них даже не знало.