Место под названием "Свобода" - Кен Фоллетт

Жаркий летний рабочий день тянулся томительно долго. Люди с «Бутона розы» пока не приноровились трудиться столь же проворно, как старожилы. Мак замечал, как его постоянно опережают женщины и даже дети. Его сильно ослабили болезнь, плохое питание на борту и почти полная длительная неподвижность. У Билла Соуэрби за поясом торчал кнут, но Мак пока не видел, чтобы он хоть раз пустил его в ход.

В полдень их накормили чем-то вроде черствого хлеба, который рабы называли кукурузными лепешками. Пока они ели, Мак с тревогой, хотя и без особого удивления заметил знакомую фигуру Сидни Леннокса, облаченного в новую одежду, которому показывал окрестности Соуэрби. Не приходилось сомневаться, что Джей ценил услуги Леннокса, оказанные ему в прошлом, и рассчитывал использовать его в дальнейшем.

После заката, ощущая смертельную усталость, они покинули плантацию, но вместо того, чтобы вернуть в хижины, их направили в табачный сарай, освещенный теперь десятком свечей. Наскоро поев еще раз, они продолжили работать, снимая окончательно дозревшие листья с ополовиненных стеблей и плотно спрессовывая листья в кипы. По мере того как длилась ночь, некоторые из детей и пожилых рабов порой начинали засыпать прямо за работой, и в действие вступила явно давно разработанная система оповещения, когда более сильные заботились о слабых, успевая разбудить их, если к ним приближался Соуэрби.

Перевалило далеко за полночь, как прикинул Мак, когда наконец потушили свечи и работникам разрешили разойтись по хижинам, чтобы улечься в свои деревянные койки. Сам Мак заснул мгновенно.

Показалось, что прошло всего несколько секунд, а его уже расталкивали с наступлением нового рабочего дня. Он с трудом поднялся на ноги и вышел наружу. Прислонившись спиной к стене хижины, съел порцию поленты, и едва успел сунуть последнюю пригоршню в рот, как их погнали в поле.

Когда с первыми признаками рассвета они добрались до плантации, Мак увидел Лиззи.

Это случилось впервые со дня посадки на борт «Бутона розы». Она ехала верхом на белом коне, пустив его медленным шагом через поле. На ней было просторное полотняное платье и широкополая шляпа. Солнце еще не сияло в полную силу и бросало на землю ясный, но слегка рассеянный свет. Выглядела Лиззи превосходно: отдохнувшей, удобно сидевшей в седле, – настоящая хозяйка плантации, леди, совершающая осмотр своих владений. Мак обратил внимание, что она заметно располнела, пока он только лишь терял вес в трюме от плохого питания. Но испытывать к ней какой-либо неприязни он был не способен, потому что она неизменно выступала за правое дело и уже спасла его жизнь по меньшей мере дважды.

Ему вспомнился момент, когда он обнял ее в проулке рядом с Тайберн-стрит после того, как спас от нападения двух негодяев. Он плотно прижимал ее мягкое тело к своему, вдыхая аромат мыла и чуть заметный запах дамского пота, и тогда его на мгновение посетила совершенно безумная мысль, что Лиззи, а не Кора должна стать его избранницей. Но здравый смысл сразу же вернулся и восторжествовал.

Внимательнее приглядевшись к ее округлившимся формам, он понял – она не просто растолстела. Налицо были все признаки беременности. У нее родится сын, который вырастет и станет копией типичного представителя рода Джеймиссонов – жестоким, алчным, бессердечным, подумал Мак. Он станет новым владельцем этой плантации, начнет покупать в полную собственность человеческие существа, обращаясь с ними хуже, чем со скотом, наживая все больше и больше денег.

Лиззи поймала на себе его взгляд. Мак ощутил чувство вины за то, что позволил себе так зло предрекать будущее ее нерожденного младенца. А она уставилась на него, словно не понимала, кто это так пристально разглядывает ее. А потом, как показалось, узнала и вздрогнула всем телом. Вероятно, ее шокировала перемена в его внешности, происшедшая за время тяжелого плавания через океан.

Мак какое-то время продолжал не сводить с нее глаз в надежде, что она приблизится к нему. Но она безмолвно отвернулась, пришпорила коня, перешедшего на рысцу, и всего через несколько секунд и конь и всадница пропали среди деревьев ближайшего леса.

Через неделю после прибытия в особняк Мокджек Холл Джей Джеймиссон сидел в кресле и наблюдал, как две рабыни распаковывали ящик со стеклянной посудой. Белле была уже немолодой и грузной, с крупными, но некрасивой формы грудями и необъятных размеров задницей. А вот Милдред исполнилось всего восемнадцать лет: ее кожа имела приятный бархатистый табачного цвета оттенок, а глаза излучали томные взгляды. Когда она вытягивала руки к полкам буфета, он мог разглядеть, как ее соблазнительный бюст тоже вздымается под грубой тканью сшитого ей самой платья. Под его взором обе женщины ощущали неловкость и снимали упаковочную бумагу с тонких хрустальных изделий чуть дрожавшими руками. Если бы что-то разбилось, их ожидало наказание. Джей подумывал в таком случае выпороть их собственноручно.

Но почему-то эта мысль взволновала его, доставила беспокойство. Он поднялся и вышел из дома. Мокджек Холл представлял собой крупную постройку с удлиненным фронтоном, вдоль которого тянулся портик с колоннадой, выходивший в сторону пологой лужайки, спускавшейся до самого берега мутной реки Раппаханнок. Любой особняк таких размеров в Англии был бы возведен из камня или кирпича, но это здание целиком сработали деревянным. Много лет назад его стены покрасили в белый цвет, а ставни на окнах в зеленый, но сейчас краска облупилась и пожухла, потеряв первоначальные оттенки и превратившись в нечто монотонно унылое с виду. Позади и по бокам от основного дома располагались многочисленные подсобные помещения – кухня, прачечная, конюшня. К достоинствам особняка следовало отнести великолепные комнаты первого этажа, предназначенные для грандиозных приемов, – гостиная, столовая и даже бальный зал. Над ними находились не менее обширные спальни. Но вот только вся внутренняя отделка нуждалась в срочном обновлении. Среди обстановки встречалось множество старомодной импортной мебели, поблекших шелковых занавесок и покрытых прорехами ковров. Атмосфера былого и потерянного величия в доме напоминала запах застоявшейся в сточной канаве воды.

Тем не менее Джей с приятным чувством изучал свою собственность, стоя под портиком. Ему принадлежала тысяча акров возделывавшейся земли, покрытые лесами склоны холмов, звонкие ручейки и широкие пруды. На него трудились сорок человек в полях, и еще трое числились домашней прислугой, а он был полновластным хозяином и всех окрестностей и множества людей. Не его семья, не его отец, а он самолично. Наконец он стал джентльменом в полном смысле этого слова.

И это было только начало. Он планировал проложить для себя путь в самый центр общественной жизни Виргинии. Не зная в деталях, как осуществляется руководство штатом, он выяснил, что местных лидеров называли вестрименами или главами приходских управлений, а заседавшая в Уильямсберге ассамблея состояла из выборных граждан, приравнивавшихся к членам парламента. Принимая во внимание свой высокий статус, он принял решение миновать приходскую стадию, а баллотироваться непосредственно в центральную ассамблею при первой же возможности. Ему хотелось, чтобы каждый здешний житель знал, насколько важная персона Джей Джеймиссон.