Шахта - Михаил Балбачан

Как добраться до улицы Горького, знали все. Через каких-нибудь двадцать минут он вошел в знакомый подъезд. Лифтерша узнала его, заулыбалась, закивала. Дверь открыла Людочка, жена Федора Максимовича. Она страшно обрадовалась, заплескала ладошками, защебетала, не давая гостю произнести ни слова, втащила его в прихожую, стала стягивать пальто. Из высокого зеркала на Слепко глядел заросший трехдневной щетиной вахлак с красными кроличьими глазками.

– Извините, пожалуйста, Людмила, я ведь к вам прямо с поезда, – попытался он упредить недоумение хозяйки. Сама она, кстати, тоже выглядела так себе. Бледная, худая, в затрапезном халатике, из-под которого сильно выпирал живот.

– О, вы, я вижу… – указал он грязноватым пальцем.

– Я так боюсь, так боюсь, ведь скоро уже. Я-то не… Но Федя очень хотел. Ну вот и… Есть хотите? Сейчас Катька из магазина придет. Помните Катю?

– Честно сказать, не откажусь. А где у вас можно умыться и…? Я забыл.

– Там налево по коридору. Вы, Женя, надеюсь, у нас остановитесь? Федор Максимыч будет очень рад.

«Это вряд ли!» – подумал Слепко и сказал:

– Ну-у, не знаю. Не стоит, наверное. Можно, я у вас пока душ приму?

– Конечно, без никаких даже разговоров, полотенчико там возьмите, голубенькое такое с беленькой полосочкой.

Вымывшись и побрившись хозяйским «жиллеттом», Евгений Семенович навалился на омлет, компот и бутерброды. Хозяйка, безуспешно попытавшись его разговорить, пошла звонить мужу. Вернулась она заметно притихшей.

– Федор Максимыч просит, чтобы вы его обязательно дождались.

– Спасибо, я и сам бы хотел.

– Вы мне, Женечка, скажите только, у вас, что, неприятности? Серьезные?

– Да как вам сказать? – с самым беззаботным видом ответил он. – Кому-то, может, они и не очень серьезными покажутся, а вот мне…

– Ну что вы! Я уверена, вам совершенно не о чем беспокоиться, – заулыбалась Людочка. – Федор Максимыч обязательно поможет, вот увидите! Знаете что? Давайте, я вас пока спать уложу, вы же на ходу засыпаете, а Федя все равно поздно будет…

– Спасибо, – благодарно улыбнулся Евгений Семенович.

Он вдруг, совсем как ребенок, уверился, что здесь, в Москве, его беды действительно окажутся несерьезными и Федор легко их развеет. Ну, может, поехидничает только немного. Уснул он сразу как убитый и был очень счастлив во сне. Когда проснулся, в комнате было темно. Из-за двери раздавались женские голоса. Оттого что спал одетым, во всем теле чувствовалась неловкость. Он заправил рубаху в брюки, пригладил пятерней волосы, вышел за дверь и наткнулся на Катю. Та сильно раздобрела за прошедшее время и тоже выказала бурную радость.

– Встали уже! Людмилочка Иванна, они встали уже!

Его препроводили в большую комнату, где под потолком торжественно сияла хрустальная люстра. Раньше ее не было. Под люстрой стоял накрытый стол. Тут как раз пришел и хозяин. Оказалось, уже десятый час вечера.

– Что это, мамка, за иллюминация такая у нас? Чего не ложишься? Тебе беречься надо! – громогласно протрубил он с порога, махнув издали рукой Евгению Семеновичу. Жена, как былинка, прильнула к его массивной, отороченной каракулем фигуре.

– Мы тебя ждали, ждали, а ты все никак не идешь.

– Сейчас поужинаем, и ложись.

– Я уже поела, тебя не дождалась.

– И правильно сделала, иди давай, а мне тут с Женькой побалакать надо. Мы недолго.

Люда поцеловала мужа и ушла. Федор Максимович, вздохнув, подошел к гостю, пожал руку.

– Ну что там у тебя? Турнул-таки тебя Рубакин с шахты? Сегодня бумага какая-то пришла. Давай рассказывай, не жмись. Погоди, умоюсь только. Кать, как там у нас порубать?

– Все на столе давно! Остыло уже! – донеслось с кухни.

Они сели. Федор Максимович, быстро глянув в сторону двери, достал из буфета графинчик, стопочки, разлил.

– Ну, в чем там дело?

«Он что, ничего не знает?» – удивился Слепко.

– Да вот, изобрел я лопату такую, особую… – начал, он.

– А, знаю, Аванесов носится с этой твоей чудой-юдой как с писаной торбой. Грозится всем навальщикам такие раздать.

– Не так страшен черт, как его малюют, я сейчас тебе все объясню.

– Погоди. Это подождет, сейчас у меня все равно башка совершенно не варит. Чего ты там с Рубакиным не поделил?

– Дело, может, и не в Рубакине, – начал Евгений Семенович.

Он быстро вошел в раж, принялся размахивать руками, в лицах изображая участников представления.

– Ты, ты-ы! – сдавленно замычал Федор Максимович, лицо его ужасно исказилось. – Ты-ы с этим ко мне? С такими изобличающими тебя фактами ко мне в дом заявился, сволочь? Из-под ареста сбежал? Дрых тут весь день, прятался! У меня! Я старый большевик, я за партию жизнь отдам, а ты – навредил там и… ко мне! У меня же… жена беременная! Что ты, мразь, с нами сделал? За что?

– Я думал… – залепетал Евгений Семенович.

Федор Максимович, схватился за ворот и начал скрести пальцами по скатерти. В комнату вбежала белая как мел Люда, обхватила его, беззвучно плача, расстегнула рубаху, кинулась к буфету и закапала валерьянкой в рюмочку. Слепко встал и побрел на выход.

– Стой! Стой, гад! – загремел Федор Максимович. – Куда? Нет уж, голубчик, я сейчас сам сдам тебя куда следует. Слепко покорно остановился. По щекам его текли слезы.

– Федька, не надо, держись, я сейчас в Кремлевку позвоню, успокойся! – причитала Людмила, сидя на полу и обхватив мужнину коленку.

– Так, – уже тише, проговорил Федор Максимович, – чего ж делать-то?

– А может, все еще?.. – прошептала она.

– Да нет. Всё – хуже некуда. Ты кому-нибудь говорил, что попрешься ко мне? Там, у себя, в этом твоем?.. Вообще кому-нибудь?!

– Да нет.

– Нет?!

– Никому не говорил.

– Уже легче. Кто тебя видел, когда ты сюда шел?

– Никто. Лифтерша.

– Ну конечно! Старая грымза наверняка уже стукнула!

– Федь, она и фамилии-то моей не знает.

– Это ты нашу лифтершу не знаешь. Ну, положим. По крайней мере, какое-то время есть. А Катька?

– Федор Максимы-ыч! – заголосила в коридоре домработница, – да я, да ни в жисть! Пускай меня Господь молоньей убьет, если кому чего сболтну!

– Ладно, пускай, – Федор Максимыч задумался. Все стояли вокруг и молча ждали его решения. – Хорошо, – пришел он к какому-то выводу.

– Как ты понимаешь, ночевать я тебя оставить не могу. И не хочу. Завтра постараюсь что-нибудь разузнать. Позвонишь мне из телефонной будки. Мой служебный номер есть?

– Нет.