Сердце убийцы - Мика Ртуть

Ахи дам из перепуганных превратились в восторженные, злость Люкреса дошла до критической отметки — он побледнел и схватился за шпагу. Но хватило единственного строгого взгляда императора, чтобы кронпринц вернул на лицо светскую, хоть и несколько фальшивую, улыбку, а шпагу оставил до более подходящего случая.

— Неплохо, неплохо, — кивнул император, когда Дайм собрал в ладонь гаснущие искры фейерверка и преподнес их императору уже в виде нефритовой статуэтки, изображающей свернувшегося кольцом и лукаво поглядывающего из-под крыла дракона. — Надеюсь, с настоящим тебе столкнуться не придется.

— Не изволит ли ваше всемогущество посмотреть подарки, присланные Алым Драконом? — вместо ответа спросил он.

Хватит цирка. А то ведь Люкрес и в самом деле не сдержится, вытащит шпагу, нападет на Дайма — и не факт, что виноватым не окажется Дайм. Милости императора дело ненадежное.

— Изволим, — кивнул император. — Смотреть подарки, а затем — обедать. Светлые шеры, уверен, сегодня наши повара особенно расстарались.

Мы наблюдаем интереснейший феномен: с упадком магии в империи происходит постепенный возврат к древним суевериям и традициям. К примеру, даже в просвещенном кругу шеров начинается расслоение по половому признаку. Мужчины все больше пытаются ограничить женщин в правах под предлогом женской слабости и потребности в защите, что на самом деле является пережитком древних цивилизаций, где основной силой человека была сила физическая, а не магическая и не интеллектуальная.

И если для бездарных простолюдинов, вынужденных трудиться физически, подобное расслоение еще как-то оправданно, то для благородных шеров — никоим образом.

С.ш. Либниц Мастер Миражей, «Основы социологии»

24 день ласточек. Фьонадири

Дамиен шер Дюбрайн

Следующий цирковой номер был за обедом. Не такой эффектный, но намного более утомительный. Император желал смотреть подарки и слушать байки. Его юная фаворитка желала выгнать Дайма и вернуться на свое место рядом с императором. Кронпринц Люкрес желал придушить всех присутствующих за столом, чтобы не осталось свидетелей его унижения. А все присутствующие за столом — жаждали продолжения изумительного развлечения. Одному лишь Дайму хотелось спокойно поесть и отдохнуть с дороги. Однако у императора были другие планы.

«Как жаль, что нельзя вместо себя прислать иллюзию», — в который раз подумал Дайм, поднимая бокал и поднося ко рту. За миг до того как отпить, он взглянул в глаза Люкресу. Братец держался отлично. Смотрел в меру ненавидяще, улыбался в меру фальшиво, в точности как должно после сцены фальшивого примирения. Даже прошептал одними губами: «Чтоб ты подавился, ублюдок!» Интересно, когда это братец освоил столь тонкие манипуляции стихиями, что никто из присутствующих не заметили перемещения яда в бокал? Потрясающие успехи, их бы — да в мирных целях… И получается, редчайшим и дорогущим ядом лесной йуши дорогой братец запасся заранее, может быть даже не для Дайма, а для доктора Майнера.

Хм. Скорее всего — именно для него. В отличие от большинства ядов, опасных только для бездарных, этот действует и на шеров, причем и на светлых, и на темных. Лесных йуши вывели истинные ире специально для защиты своих территорий от обнаглевших людей, как многих других магомодифицированных тварей вроде мантикор. Яд йуши действует мгновенно, поражая нервную систему и вызывая полный паралич, а обнаружить его в вине без сложного набора специальных заклинаний невозможно.

Какая удача, что печать оберегает не только верность Дайма императору, но и его жизнь. В том числе от редких ядов.

«Ты слишком дорого обошелся Конвенту, чтобы позволить принцам тебя отравить, — усмехался Парьен, вплетая в печать сто пятнадцатую охранную нить. — Такая работа! Музейный экспонат. Когда-нибудь мы с тобой напишем по этой печати диссертацию».

Дайм бы посмеялся вместе с Парьеном, если бы проклятая печать не так отравляла ему жизнь. Еще лучше бы он посмеялся, избавляясь от нее окончательно и бесповоротно. Но эта шутка не удалась даже Алому Дракону: стоило Дайму покинуть Хмирну, как печать вернулась. Выросла заново, словно паразитный гриб из спор, заразивших его кровь. Дайм убедился в этом, едва коснувшись горянки, мечтавшей понести дитя от «великолепного и могущественного сына Дракона». Не вышло с детишками, сколько бы Дайм ни пытался самостоятельно повторить то, что делали с печатью Роне и Шуалейда. Она ослабла и причиняла намного меньше боли, но в том, что касается женщин — все оставалось как прежде. То есть никак.

Сейчас же Дайм изо всех сил держал невозмутимую физиономию и наблюдал за Люкресом. Разумеется, шера Майнера он мысленно предупредил, чтобы тот не вздумал пить из своего бокала, не проверив на яд. Благодаря дару Алого Дайму теперь не составляло труда проколоть защиту даже такого сильного менталиста.

Люкрес выдержал образ «ничего особенного не происходит» не до конца. В миг, когда Дайм сделал первый глоток, он вспыхнул такой радостью, что, не будь у Дайма других планов на ближайшие двести лет, непременно бы упал замертво, только чтобы не лишать братца счастья лицезреть свой труп. Но…

Глядя Люкресу в глаза, Дайм отпил вина, покатал на языке, улыбнулся — нет, пожалуй, разочарование подходит Люкресу куда больше радости — и, отставив бокал, достал из воздуха фиал с притертой крышкой. Медленно, очень медленно перелил в него содержимое бокала, закрыл, спрятал за пазуху, во внутренний карман сюртука. К концу действа за столом установилась мертвая тишина. Все три десятка императорских гостей с искренним интересом наблюдали за тем, что творится во главе стола: император посадил бастарда по левую руку от себя, напротив кронпринца. Разумеется, не просто наблюдали — бокал окутался тончайшими стихийными щупальцами, все истинные шеры поспешили узнать, что же за редкую дрянь полковник Дюбрайн обнаружил в своем вине, и ничего не поняли. Экспертов по ядам среди них не было.

— Великолепный букет, ваше всемогущество, — додержав паузу, ответил Дайм на вопросительно приподнятую бровь отца. — Сохраню на память о вашем благоволении.

Император медленно кивнул ему, затем так же медленно перевел взгляд на законного сына. Тот встретил отцовский взгляд, как истинный Брайнон: твердо и холодно. Ни вины, ни сомнения, ни страха — Дайм поставил бы в заклад собственную голову, что и топор палача Люкрес встретил бы так же.

— Тебе, сын наш, тоже понравился подарок нашего дорогого друга, князя Соколовского? — тон императора сочился ядом. — Мы пришлем тебе несколько бутылок этого прекрасного бастардо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍