Когда мы верили в русалок - Барбара О'Нил

Он зажмуривается, и слезы сочатся из-под его век.

– Я так тебя люблю, – шепчет он. – И у нас все было так идеально.

– Если это самое страшное, что могло произойти в нашей семье, считай, что нам крупно повезло.

– Ты – моя ахиллесова пята, – вздыхает он, обнимая меня за талию.

Большим пальцем я смахиваю слезинку с его щеки и, наклонившись, по очереди целую каждое его веко.

– Нет. Я для тебя солнечный луч по утрам и лунное сияние ночью.

Он издает натужный смешок, а потом загребает меня в свои объятия и прижимает к себе так сильно, что я сдавленно охаю, но меня переполняет благодарность к мужу.

– Ты нужна мне, – говорит он.

– Знаю. А ты нужен мне. – Утыкаясь лицом ему в шею, я шепчу: – Для нас это большая встряска, но со временем все уладится.

Эмоционально выдохшиеся, мы потом долго сидим обнявшись.

– Я с мамой по телефону говорила, – тихо сообщаю я. – Просила приехать к нам.

– Приедет?

– Надеюсь, – отвечаю я, и говорю это совершенно искренне.

Теперь, если только Кит сумеет простить меня, все будет хорошо.

На лифте я прямиком поднимаюсь на этаж Хавьера. Волосы у меня мокрые от дождя, я сотрясаюсь мелкой дрожью, никак не могу отдышаться. В голове свербит одна мысль: если найду его, поговорю с ним, что-нибудь да прояснится. Дилан и Джози.

Джози.

Хавьера в его номере нет. Достаю телефон, чтобы позвонить ему, но сразу же убираю его назад в сумку. Чувствую себя невесомой, словно разлетаюсь на части, растворяюсь во вселенной. Дрожа, я стою в коридоре. Что делать, не знаю. Какой мой следующий шаг?

Все, сил больше нет. Я не в состоянии с этим разобраться. Не могу ни дышать, ни думать. Ни единой мысли не могу удержать в голове. Джози и Билли. Дилан и Джози. Моя бедная, бедная сестра. Так долго носила в себе свои страшные тайны. В конце концов, чтобы не мучиться, покончила с собой.

Дилан.

Я вижу его в своем воображении. Прекрасный, заблудший, истерзанный юноша.

Ну как он мог переспать с Джози? Почему никому не рассказал о том, что она подвергалась насилию? Зная, что ей необходима помощь психолога. Необходима поддержка. Видел же, что она стремительно катится по наклонной – пьет, принимает наркотики. И сам не только не остановил ее, а еще и поощрял в ней эти дурные привычки. А я-то куда смотрела?

Ошеломленная, резко поворачиваюсь и иду к лифту.

Домой. Я хочу улететь домой. Спать в собственной постели. Сидеть в своем дворике.

Внезапно это желание столь сильно, что ни о чем другом я думать не могу. Я возвращаюсь в свой номер и принимаюсь собирать чемодан – кидаю в него вещи, не складывая. Все подряд: бюстгальтер, грязное белье, новые футболки. Такое чувство, что я совершила длительное смелое путешествие, объездила весь мир, приняла участие в миллионе фестивалей и теперь возвращаюсь другим человеком.

Сегодня днем вид из окна меланхолический, безрадостный. Дождь взбаламучивает воду в океане, придавая ей серо-стальной оттенок. Унылая панорама усугубляет боль и тоску. Я не посмотрела здесь все, что хотела. У меня огромное желание получше узнать эту страну, но чтобы задержаться тут… нет, это исключено. Я должна вернуться домой, в свое убежище, в тот мир, который я выстроила для себя.

Через Интернет бронирую билет на рейс, вылетающий сегодня же вечером. Это стоит целое состояние, но мне все равно. Я добавляю еще энную сумму и покупаю место в салоне первого класса. Вылет в 11:45 вечера, утром я буду дома. Вещи уже собраны. Можно сразу ехать в аэропорт.

В номер стучат, и я подумываю о том, чтобы не открывать дверь. Сюда ко мне может прийти только Хавьер.

Но было бы неприлично уехать, не попрощавшись с ним. Приняв спокойный вид, я открываю дверь. На нем джинсы из мягкой ткани и пестроватая футболка с длинным рукавом, которая сидит на нем идеально. Обуви на ногах нет, и его голые стопы растревоживают ту часть моего существа, которая жаждет с ним близости.

– Привет. – Я стараюсь говорить как ни в чем не бывало. – Только что к тебе стучалась.

– Я репетировал на гитаре. – В его глазах зажигаются искорки. – Чем могу служить?

– Входи.

– А это что такое? – спрашивает он, заметив на кровати чемодан.

– Сестра… Дилан… То есть… – Я качаю головой. – Я больше здесь не могу. Мне нужно домой.

– Уезжаешь? Сейчас? Сегодня?

Я бросаю в чемодан еще одну футболку.

– Да. Пора. Погуляла и хватит.

– Что-то случилось? – хмурится он.

– Да. Наслушалась всяких откровений. То, чего я не знала. Чего не хотела знать.

– Как ты себя чувствуешь? Вид у тебя… – Он хочет взять меня за плечи, чтобы приободрить, но я, не доверяя себе, уворачиваюсь от его прикосновения. – Смятенный.

– Я сразу приду в себя, как только уберусь отсюда, вернусь к нормальной жизни. – Я проглатываю комок в горле. – Прости, что уезжаю так внезапно. Мне было хорошо с тобой.

Хавьер облизывает нижнюю губу, и в его глазах сквозит нечто такое, чего я раньше не замечала – нечто неистовое.

– Было хорошо? – Он подходит ко мне ближе, я отступаю в сторону, он следует за мной. Мы словно танцуем.

– Прекрати, – сердито говорю я. – Я не такая женщина.

– Какая не такая, Кит? Не такая, которая влюбляется, дает волю чувствам? – Его пальцы, словно воздушные, скользят по моей шее, и я ежусь. Цепенею от его прикосновения, не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Он сокращает расстояние между нами и целует то место, к которому притронулся. Его руки обвивают меня за талию, и стук моего сердца эхом отдается во всем теле – в ладонях, в подошвах ног, в бедрах, в груди, в горле.

Он поворачивает меня в своих объятиях и придавливает к стене у меня за спиной. Прижимает своим телом и едва заметно улыбается.

– Хорошо – это ерунда, мелочь, как оливки. – Его руки поглаживают мои бедра, лезут под юбку, он теснее притягивает меня к себе. – Нас связывает нечто гораздо, гораздо большее, и ты это знаешь.

Он наклоняется, губами находит мой рот и настойчиво целует, щетиной царапая мой подбородок. Я издаю тихий писк, обнимаю его в ответ, вдавливаюсь в него всем телом. А он целует, целует, целует меня. Его ладони шныряют по мне, возбуждают. Мое лицо мокро от слез, и, не знаю почему – прежде со мной никогда такого не было, – но меня гложет потребность обладать его телом, каждой клеточкой его существа.

Мы набрасываемся друг на друга почти с варварской необузданностью. Не тратя время на нежности. Не млея от наслаждения. Лишь губы, оставляющие ссадины, и сорванная одежда: моя футболка, бюстгальтер, трусики, его джинсы. Потом валимся на кровать, на которой я никогда больше не буду спать, и забываемся в исступлении страсти: растворяемся, таем, снова кристаллизуемся – я в нем, он во мне, мои молекулы вплавляются в его кожу, его – впекаются в мои кости.