Невидимка и (сто) одна неприятность - Яна Ясная

И, глядя на него сквозь безопасную стеклянную границу, говорила себе, что обязательно решусь, да. Только не сегодня. Завтра. Или послезавтра…

На пятый день Даниэль, распахнувший гардероб в моем номере, трагическим тоном не объявил:

—  Лали! Тебе совершенно нечего надеть! Собирайся! Мы едем за покупками!

—  Как это —  нечего? — удивилась я.

В первый попавшийся магазин мы заглянули еще в день выписки из больницы, потому что у меня не было ничего, кроме того, что было на мне надето. Купили одежды, важных мелочей… куда бы оно подевалось? Я на всякий случай заглянула в распахнутые дверцы.

— Вот, смотри —  два платья, две блузки, юбка, брюки сви-и-и-те-ер… —  договаривала я уже на бегу, болтаясь за Лагранжем, который тащил меня в свой номер.

Там он распахнул уже свой гардероб —  и из его недр хлынула лавина одежды.

Бедная горничная…

Даниэль слегка смутился:

—  Только сегодня из особняка перевез. Но всё равно! Лали, кто из нас девочка?!

—  Да вот я уже не знаю, —  буркнула я себе под нос.

...но позволила увлечь себя из номера, по лестнице вниз, через холл, из отеля…

Словом, за покупками.

Наверное, он прав? В конце концов, все мои вещи куплены были на скорую руку и впопыхах…

Эта успокоительная мысль действовала на меня ровно до того момента, пока я не поняла, что этот… этот… этот Лагранж! Притащил меня в магазин дамского белья, показав широким жестом: выбирай, дорогая!

А сам уселся в кресло у кофейного столика, уютно приткнувшегося в угл:

—  А я вот тут посижу, посмотрю...

—  Что-о-о?!

—  Просто посижу! —  благоразумно внес поправки Даниэль. —  Но если тебе вдруг понадобится совет…

Конечно, за нормальной одеждой мы тоже поехали. Но и в том магазине я задержалась...

Эти воспоминания оказались настолько хороши, что улыбка едва не полезла из меня прямо на заседании.

Когда это закочнится, и меня признают взрослой самостоятельной дамой (надеюсь!), я пойду в кафе рядом со зданием суда, куплю себе тройную порцию мороженого, буду есть, сидя на перилах веранды и болтать ногой.

А пока —  держись, Лали. Тебе есть, за что.

И я держалась за это ощущение.

И когда из мистера Кроуча перестали пытаться вытряхнуть признание моей недееспособности.

И когда адвокаты, мой и отчима, терзали оставшихся немногочисленных свидетелей.

И когда секретарь суда объявила колкую, льдистую формулу “Суд удаляется на совещание”, отозвавшуюся у меня под ложечкой тянущим чувством.

И даже когда после почти часового перерыва секретарь объявила “Всем встать, суд идет” —  я все еще держалась. За всё, то хорошее, что было у меня в новой жизни.

И еще за руку Даниэля.

—  Приняв во внимания все материалы дела, в деле “Хэмптон против Стивенс”, суд постановил: лишить Элению Стивенс родительских прав, а также права опеки в отношении несовершеннолетней Элалии Хэмтон. Признать Элалию Хэмптон полностью дееспособной, со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями. Элении Стивенс вменяется компенсировать означенной Элалии Хэмптон все расходы, понесенные на ее содержание в исправительном заведении закрытого типа “Зеленые Горы”, а также взыскать с Элении Стивенс в пользу Элалии Хэмптон  компенсацию вреда здоровью и морального ущерба в размере...

Присутствующие в зале суда уважительно выдохнули: в качестве  компенсации я потребовала ту сумму, что досталась маме в наследство от отца. Я и не рассчитывала получить ее целиком, это был просто способ дать маме понять то, что мне не хватило смелости сказать ей в лицо: ты недостойна папиного наследства.

Едва дождавшись окончания вердикта, отчим, окруженный адвокатами и прочей камарильей, повел маму из зала суда, заботливо придерживая ее за талию.

Мы —  я, Даниэль и мистер Локвуд —  тоже неторопливо двинулись следом.

—  Мисс Хэмптон? —  позвал меня адвокат. —  Вы не передумали?

Я без слов отрицательно покачала головой.

—  Хорошо, —  мистер Локвуд кивнул и прибавил шаг, догоняя группу впереди.

—  Мистер Стивенс, вы не могли бы уделить нам еще несколько минут вашего времени?

Отчим, остановившись, легонько подтолкнул маму вперед. Адвокаты разделились: один остался с ним, а второй деликатно подхватил миссис Стивенс под локоток и повел в направлении выхода.

— Слушаю вас.

Слова упали тяжелым камнем, да и взгляд, которым Людвиг Стивенс смерил моего адвоката, был не легче.

Я сбавила шаг, желая увидеть эту сцену целиком, от первого до последнего мига.

—  Дело в том, что у моей клиентки есть к вам еще одно дело. Значительная часть ее наследства была вложена в ваши предприятия три года назад. И теперь, мисс Хэмптон хотела бы вернуть эти деньги.

—  Естественно, - в голосе Людвига Стивенса плеснулось усталое раздражение. - В течение недели акции предприятий на сумму вложенных средств будут переписаны на имя мисс Хэмптон.

— Хотелось бы напомнить, что в момент вложения наследство выражалось в денежном эквиваленте...

— Хорошо, в течение трех лет она получит свой денежный эквивалент!

— Нет, мистер Стивенс. Нашу сторону не устраивает срок в три года. Моя клиентка хотела бы получить всю сумму разом.

На скулах отчима перекатились желваки, а я наконец-то испытала то самое предвкушение удовольствия и вершащейся справедливости, которое искала в себе в начале заседания.

— Деньги мисс Хэмптон вложены в производства. Я не имею возможность изъять из дела такую сумму разом, — его корежило от ненависти и унижения так же, как меня в свое время ломало от боли и несправедливости, но он все же попытался договориться.— Кроме того, если извлечь деньги сейчас, то ваша клиентка потеряет значительную часть прибыли от своих вложений!

— Мисс Хэмптон  готова смириться с уменьшением полученной прибыли, а детали ваших сложностей ее не интересуют. Она желает получить деньги, которыми вы распорядились, сейчас и если вы не вернете их добровольно —  мы выдвинем обвинение в мошенничестве.

Взгляд отчима, полный бешенства, впился в меня.

Я вежливо кивнула ему, пряча в углах губ торжествующую улыбку, и мы с Даниэлем наконец-то прошли мимо.

Напряжение отпустило только тогда, когда двери здания суда остались за нашими спинами. И то плечи расслаблять пришлось отдельным усилием воли. Умом я понимал, зачем Лали все это нужно и восхищался ее выдержкой, решимостью и стойкостью. Но на эмоциональном уровне все бесилось и рычало от невозможности просто взять и заслонить ее собой, оградить от всего этого.