Княгиня Ольга. Зимний престол - Елизавета Дворецкая

– Не очень-то разумно вы поступили, выдав деву за идолопоклонника. – Феофан опустил углы рта и постучал пальцами по подлокотнику кресла.

– У нас не осталось другого выхода – дева была похищена, и нам пришлось признать этот брак, дабы царский род не утратил честь.

– Хотя, возможно, воля Божия вела его в тот раз, – засмеялся Феофан. – И деяние это было добрым, снизошедшим свыше, как всякий дар совершенный. Теперь, когда у Ингера есть жена-христианка, самое лучшее будет ему самому принять Христову веру. Если он это сделает, то василевс куда охотнее подумает о даровании Росии дружбы ромеев.

– Ты, патрикий, намного старше и опытнее меня, – Боян почтительно наклонил голову, – но это требование было бы недостойно твоей дальновидности и мудрости вашей державы. Если сейчас потребовать от Ингвара креститься, он откажется. Даже если, допустим, жена склонит его к этому, Христовой веры не примут его люди, двор и войско, и он просто потеряет власть, как потерял его предшественник. Олег Предславич был из христианской семьи, но сам не был крещен по запрету своего деда – того Олега, с которым заключался прежний договор. Русы свергли его за склонность к христианству. Ингвар не хочет разделить эту судьбу.

– Тогда не вижу, чем тут помочь, – Феофан без особого огорчения развел полными руками. – Я не могу предложить Роману августу подтвердить и наложить свою золотую печать на договор, где вторая сторона клянется не Христовой верой, а какими-то языческими демонами!

– Лев и Александр именно так и сделали, – скромно напомнил Боян.

– У них были на то свои причины, – сухо ответил Феофан, слегка нахмурясь. – Но и вот плачевный исход: русы клялись в любви на мечах, и мечи они пустили в ход, едва нашли предлог нарушить мир.

«А предлогом они сочли то, что ваш стратиг Херсонеса отнял у них половину добычи из Таматархи», – мысленно отметил Боян.

– Когда Роман август заключал мир с моим братом Петром, ему была дана в жены девушка царского дома, и ее имя было Мария, – сказал он вслух. – И его переменили на имя Ирина, ибо ради мира заключался тот брак[34]. Имя нашей родственницы, которая стала женой Ингвара, тоже Мария. И хоть не таким прямым путем, но этот брак тоже послужит делу Христовой веры. С тех пор как Олег-старший захватил власть в Киеве, убив князей-христиан, права христиан среди русов ущемляются. Но сейчас, когда у князя появилась жена-христианка, она сумеет защитить их. Христиан среди русов будет становиться все больше, их влияние будет расти. Куда вернее можно добиться нужной цели, если не требовать от Ингвара крещения прямо, но подарками и дружелюбным обращением склонять к крещению его людей. К примеру, тех, кто будет приезжать сюда ради торговли. Но чтобы это было возможно, должен быть заключен мир.

Во время этой речи Феофан пристально смотрел на него: то на варварскую прическу с косой, то на золотой крест с тонким узором и яркими, как молодая листва, полупрозрачными смарагдами. Для этого дня Боян выбрал крест, полученный в подарок в честь свадьбы брата с Марией, внучкой автократора Романа; он рассчитывал, что Феофан, в то время бывший хранителем царской сокровищницы, вспомнит дары, которые сам же выбирал. Как знал Феофан, Симеон, отец Бояна, вырос в Романии и был воспитан как ромей. Что, правда, не помешало ему воевать с ней до самой своей смерти. Однако христианское образование определенно принесло пользу семье. Этот младший царевич выглядит как варвар в зеленом кавадии (и явно примеривается, нельзя ли пересесть со скамьи на пол, как он привык), но рассуждает удивительно здраво. В его темное сознание уже проникло, что не всякое яблоко можно сорвать одним движением.

– И я хотел бы надеяться, что ты сочтешь возможным передать это Роману августу, – закончил Боян. – Ингвар и другие русы жаждут мира с Романией. Они жаждут его так сильно, что простили своему князю женитьбу на христианке. Даже его первая жена-княгиня примирилась с этим, зная, что это нужно для дела мира.

– Не думаю, что стоит тревожить этим слух василевса. – Феофан с показным сожалением покачал головой. – Сколь мне известно, он вполне удовлетворен событиями прошлого лета. Варвары получили по заслугам – прости, что говорю так о твоих новых родичах, но все же они, язычники, тебе, христианину, не ровня. Своей варварской дерзостью, зверством, необузданностью и жестокостью они отвратили от себя сердца ромеев. Мы, народ Христовой любви, сильный истиной Христовой, не можем даровать им свою дружбу. Они могут приблизить желанный для них час, если испросят у нас святого крещения – но будут держаться истинной веры крепче, чем в прежние годы.

– Боюсь, Ингвар далеко не так удовлетворен событиями прошлого лета, как Роман август, – так же почтительно ответил Боян. – Он был ранен, потерял много людей и кораблей, ему пришлось вернуться домой с пустыми руками. Если теперь он не получит мирного договора, который утешил бы его о тех потерях, ему придется вернуть свою честь прежним способом – снова собрать войско и вторгнуться в пределы Романии с мечом. Хотел бы я, чтобы василевсу это стало известно. Это поможет ему принять мудрое решение, ибо Господь дает мудрость…

– Это невозможно! – Феофан взмахнул рукой, будто отгонял муху. – Войной? Но разве Ингер не потерял все свое войско?

– Война стоила ему половины войска, но более десяти тысяч вернулось назад. Более того – с добычей и множеством хвастливых рассказов. А князь получил довольно серебра и золота, чтобы нанять людей в северных странах. Если он будет к этому вынужден неуступчивостью василевса, то вновь соберет войско не меньше прежнего.

– Ты пытаешься меня запугать? – Феофан поднял брови, будто ему грозил жук на садовой дорожке.

– Как бы я смел? Я описываю то, что видел своими глазами. Русы готовятся к новой войне, намерения их тверды. Для Ингвара добиться дружбы Романии – дело жизни, без этого он может потерять свою власть и положение. Он предпочтет погибнуть в бою, пусть даже сгореть от «влажного огня», но не потерять честь. И через год или два он непременно поведет русов в новый набег на Романию. Я бы хотел надеяться, что василевс будет знать об этом, когда станет принимать решение.

Феофан помолчал.

– Ты уверен, что Ингер сможет собрать новое войско? – спросил он, слегка наклоняясь вперед.

И по его голосу Боян понял – на самом деле Феофан хотел спросить: «Ты не лжешь?»

– Клянусь Всевышним Богом! – Царевич поцеловал свой смарагдовый крест. – Я провел среди русов три четверти года – в Киеве и других землях, вместе с Ингваром добрался до самых северных пределов. У них и мысли нет иной: или договор, или новая война в ближайшие же годы. У Ингвара нет выбора. Если василевс будет это знать, это поможет ему…

Боян осекся, видя по глазам Феофана, что тот его не слушает. Скрестив руки на груди, патрикий откинулся в кресле.

Он знал, что болгарин говорит правду. От него Иоанн Куркуас не скрыл, что из Гераклеи Понтийской ушло около десяти тысяч русов. Их костры сам Феофан видел на Ребе. Но через день или два они исчезли – остались лишь сотни кострищ и кучи отбросов. Русы не показывались близ устья Боспора Фракийского, где ждала их мера Феофана, а значит, ушли в море. И благополучно добрались до дома – Боян сам был свидетелем их возвращения. Сам видел их добычу, и выходит, Куркуас не лгал, утверждая, что в Гераклее захватил не так уж много из награбленного скифами. Это понятно – большую часть они увезли с собой.